Анна Рожкова - Качели

Зима в этом году выдалась бестолковая. Пугала сомлевших в тепле горожан свистом и улюлюканьем, швыряла в раскрасневшиеся лица пригоршни колючего снега, забиралась ледяными пальцами под воротники. А на кануне Нового Года вдруг утихла, пригорюнилась, пролилась слезами, да и исчезла вовсе, как не бывало.

Будильник пропиликал во второй раз. Катерина широко зевнула, потерла заспанные глаза, выпростала упитанную ножку из-под теплого одеяла, метнулась к окну: не пошел ли долгожданный снег? Разочарованно надула пухлые губки. Налившиеся свинцом небо лежало набитым брюхом на плоских крышах пятиэтажек. На градуснике ноль.

Катя рванула в ванную, быстро-быстро почистила зубы, плеснула в веснушчатое лицо водой, шумно отфыркиваясь, нащупала рукой полотенце. Провела расческой по густым рыжим волосам, собрала огненное великолепие в конский хвост, мазнула по губам морковной помадой и, даже не взглянув на себя в зеркало, понеслась одеваться.

Кряхтя, натянула колготки, любимую юбку-годе… "Вот черт", – выругалась Катерина, отдуваясь. Юбка не сходилась. Катя втянула живот. "Ну, еще чуть-чуть". Безрезультатно. Яростно отпоров ненавистную пуговицу, Катя взялась за нитки и иголку. Пара стежков и юбка села, как влитая. "Опаздываю", – Катя мельком глянула на часы, натянула свитер, поправила хомут, сунула ноги в сапоги, на ходу затолкала руки в пальто и, подхватив сумку, загремела ключами.

Лифт, как назло, застрял где-то на верхних этажах. "Вот уроды", – Катя возмущенно постучала кулачком по плотно сомкнутым дверям. Лифт поскрипел вниз. "Уродами" оказались Никанор Петрович, старичок сверху и интересный мужчина средних лет с вывалившей язык овчаркой, смирно замершей у его обутых в стильные ботинки ног. Катерина тут же почувствовала, как кровь прилила к щекам.

– Здравствуйте, – сдержанно поздоровалась она, втиснувшись в тесную кабинку.

Хотела было повернуться спиной, но жадный до общества Никанор Петрович прошамкал:

– На работу, Катерина?

– На работу, – ответила она.

– Что ты сказала? – переспросил сосед.

Катерина зарделась еще больше, извиняясь, улыбнулась мужчине и проорала басом:

– На работу, Никанор Петрович.

Овчарка жалобно заскулила.

– Так бы и сказала, а то гордые все нынче пошли, – обиделся старичок.

К счастью, кабинка дернулась, двери мучительно медленно поползли в стороны. Багровая Катерина опрометью выскочила из лифта. Автобус, конечно же, уехал без нее. Придется идти остановку пешком. Катя печально вздохнула и потопала по мокрому тротуару. Ходить пешком она не любила. "Колодок не напасешься". На улице было тепло, Катерина прела в толстом пальто, обутые в сапоги ноги тут же вспотели, сумка больно оттягивала плечо. "Черт бы побрал эту дурацкую погоду". Катя дотащилась до работы и, тяжело дыша и громко топая сапогами, взобралась на второй этаж. Дернула на себя дверь родимой бухгалтерии, откуда тут же пахнуло знакомыми запахами: к удушливому аромату Светочкиных духов примешивался едва уловимый запах лекарств Мариванны и ядовитое амбре порошка от Леночкиной одежды.

– Привет, – буркнула Катерина, громко стукнув тяжелой сумкой по столешнице. – Фу, дышать нечем.

– Нельзя потише? – прошипела Светочка, вздрогнув. У ее тощих ног примостился раскалившийся добела обогреватель.

Катерина встала на цыпочки, распахнула форточку, с удовольствием втянула свежий воздух.

– Я замерзла, – пискнула Светочка, но, наткнувшись на тяжелый взгляд Катерины, посмотрела по сторонам и не найдя поддержки товарок, уткнулась в светящийся экран.

Катерина нажала кнопку электрического чайника, сняла пальто, кряхтя, стянула сапоги. Отекшие ноги отказывались влезать в сменные туфли на танкетке.

– Чай кто будет? – Началось священнодействие. Катя открыла тумбочку, достала блюдце с половинкой лимона, самую большую кружку с мишкой, заварку, миску с кусочками рафинада. Когда чайник, забурчав, отключился, Катерина насыпала щепотку ароматного чая, плеснула кипятка, бросила три кусочка рафинада, застучала мельхиоровой ложкой о края кружки. Мариванна с Леночкой, как загипнотизированные, потянулись со своими чашками к заветной тумбочке. Из объемной Катиной сумки показался пакет с пирожками.

– Берите, не стесняйтесь, – пробормотала она с набитым ртом.

– С чем эти? – прошелестела Леночка, смущаясь.

– С капустой, с картошкой, с повидлом.

Вечно худеющая Светочка только фыркнула. Леночка с Марьванной, нагруженные угощениями, отправились восвояси. Катя наконец-то включила компьютер. Расправившись с несколькими пирожками и аппетитно прихлебывая чай, отправила в рот шоколадную конфету. Часы показывали десять. Работа кипела, стучали клавиши, щелкали мышки, цифры выстраивались в ровные ряды. В двенадцать дверь с золотой табличкой "Снежная Снежана Владимировна" отворилась, в предбанник царственно вплыла начальница.

– Как дела, девочки? – еле слышно произнесла она.

– Все хорошо, Снежана Владимировна, – раздался нестройный хор голосов.

– Я на планерку. После работы не расходитесь, – ее узкая спина с офицерской выправкой, затянутая в бледно-голубой жакет, исчезла в дверях. Со стороны Леночкиного стола раздался всхлип. Шесть пар глаз обратились к ней. По бледному лицу несчастной катились крупные слезы.

– Лена, ты чего? – удивилась Катя.

– Меня уволят, – сморкаясь и заикаясь вымолвила Леночка.

– С чего ты взяла? – Мариванна неловко гладила несчастную по сгорбленной спине.

– Не говори глупостей, – Катя побежала к чайнику.

Светочка фыркнула, ухватила наманикюренными пальчиками кошелек размером с футбольное поле и демонстративно удалилась.

– Пошла листья салата жевать, – мстительно произнесла Катерина.

– Я беременна, – жалобно пискнула Леночка. – Они не могут меня уволить.

– О, Господи, – Катя плюхнулась на стул. – Четвертый?

– Поздравляю, – прошептала Мариванна.

Леночка заревела еще громче.

Они могли все. Катя была уверена, что вечером заявление об увольнении по собственному желанию будет лежать на столе Снежаны Владимировны. Каждый год бог чисел требовал крови. Леночка не была его верным адептом, она часто отпрашивалась, брала больничные. Катерина жалела многодетную мать, помогала, как могла. Но бог был всевидящ и беспощаден.

Отобедав оставшимися пирожками, Катерина приняла решение. Как только начальница скрылась в кабинете, Катя робко постучала. Хрупкая фигура Снежаны Владимировны терялась за огромным столом.

– Слушаю вас, Катерина, – она сверкнула очками в тонкой серебристой оправе.

– Я… я…, – Катерина всегда робела перед начальницей, – я хочу уволиться вместо Елены, – выпалила она, зажмурившись, как в омут головой.