Михаил Бурляш - Велюровый Париж

Пока болтливый таксист вёз её из Чампино в Рим, она с нежностью думала о том, какой трогательный и смешной всё-таки Антоша! Беспечный, немного не от мира сего, и при этом страстный, увлекающийся и полный каких-то нелепых суеверий. Полгода назад, когда она осталась в Вене ещё на неделю, наплевав на недоумение подруги и назревающий дома скандал, они прошлись почти по всем ресторанам и кондитерским города. А как весело было пить вместе горячий пунш на уличных рождественских ярмарках! Они веселились как дети в незапланированные каникулы.

А однажды, когда он показывал ей ноты какого-то нового концерта, его отвлекла официантка, и он нечаянно свалил их на пол. Что началось!!! Он вскочил, потом сел, начал что-то кричать по-итальянски, поднимать листки. Не успокоился пока не собрал их все и не положил себе на стул. И потом весь вечер на них сидел. Чудаки эти виолончелисты!

В Вене он наконец-то «раскололся». В смысле, признался, как называет свою виолончель. Это случилось в последнюю ночь перед расставанием. В порыве отчаянной нежности, предшествующей разлуке, он шепнул ей на ухо: «Ника».

Сначала Наталья подумала, что он назвал её именем кого-то из бывших, и хотела уже возмутиться и чем-нибудь его ударить …Но вдруг поняла, что это и есть его секрет и в шутку ответила, что раз у него есть Ника, то и у неё будет. Наслаждаясь его недоумением, она подумала про себя «один-один», и со счастливым смехом пообещала, что обязательно назовёт этим именем их дочку.

…Три месяца спустя, поняв, что беременна, Наталья подала на развод. И сейчас, любуясь буйным цветением итальянской весны, она вдруг подумала, что Рим – самое лучшее место, чтобы объявить ему о скором рождении Ники.

– Ой, бабы, чую, мужиком пахнет ! – Петровна, крепко сбитая молодуха, отставила грабли и аж поперхнулась от волнения.

Легкий южный ветерок принес запах табака. Запах был едва слышный, практически тень запаха, намек, горчащая в носу галлюцинация, но сердце у Петровны дало сбой. " А вдруг мой ?" обожгла голову шальная мысль. Отбросив грабли в сторону, она помчалась на пригорок, напрочь забыв о полученной полгода назад "похоронке".

Женщины шумно зашмыгали ноздрями, но ничего "мужского" в пропитанном ароматами сена летнем воздухе не было.

Вся деревня знала, что у Петровны "чуйка", поэтому, глядя как она бежит, прямо на ходу срывая с головы платок, бабы одна за другой побросали грабли и помчались следом.

На дороге за пригорком, оперевшись на костыль, стоял мужчина в гимнастерке и не торопясь курил самокрутку. Был он не то чтобы молод, но и не стар, несколько дней небрит; выцветшие от взрывов глаза смотрели устало и горько.

Увидев несущуюся на него толпу женщин с Петровной во главе, мужчина опешил. Так и стоят как столб с тлеющей самокруткой в руке, пока простоволосая Петровна с растрепавшейся косой не бросилась ему на шею.

" Не мой ", – печально сказали ей глаза, – " Мой! " – отчаянно кричало сердце.

– Родненький! Вернулся! Живой! – приговаривала она, задыхаясь, целуя чужое колючее лицо и не замечая, как из глаз сами собой льются слезы.

– Спасибо, родненький! Спасибо! Вернулся! … – причитала она, плача, и что есть силы обнимая незнакомого солдатика; благодарила от всех баб, которые ждали своих мужей, от всех, которые ждали, но не дождались. Запыхавшиеся женщины стояли кольцом вокруг Петровны и демобилизованного и каждая плакала о своем…

..Мужик оказался из другой деревни, но после такой горячей встречи неожиданно остался у Петровны. Навсегда.

Впереди было еще два года войны и похоронок.

– Ну вот и твоё купе, – он поставил спортивную сумку и рюкзак с подарками под столик и усадил её на нижнюю полку. – Пойду я, Мариш, не люблю я долгие проводы.

– Я тоже, – промямлила она. Он обнял её на прощанье, и она уткнулась носом в его шею. Почти сразу он почувствовал что у неё влажное лицо.

– Ты что, плачешь? Ну перестань, Мариш, ну что ты как маленькая, – он никогда не знал, как успокоить плачущую женщину и потому просто погладил её ладонью по волосам, как ребёнка. Больше всего на свете ему сейчас хотелось уйти и никогда больше её не видеть.

– Я не хочу уезжать от тебя… Я люблю тебя… – еле слышно всхлипывала Марина, а он молча гладил её по волосам.

Минуту спустя она сидела в купе уже одна и шмыгала носом, стараясь успокоиться.

– Здравствуйте, милая барышня, – бодрый мужской голос с приятной хрипотцой вырвал её из тишины и печали. В дверях стоял крепко сбитый лысый дядька, лет за пятьдесят, и доброжелательно смотрел на неё сверху вниз. Купе мгновенно наполнилось запахом крепкого мужского парфюма с оттенками кофе и легким ароматом хорошего табака.

– Ну что, давай знакомится, попутчица?

Дядька по-хозяйски расположился на соседней полке и уже через полчаса они пили чай под стук колёс и болтали о чём-то неважном, но ужасно забавном.

Поезд увозил Марину всё дальше от Москвы, оставляя стремительный московский роман в прошлом. Её слёзы высохли, и она почти успокоилась, совершенно не подозревая, что в ней уже растёт новая маленькая жизнь.

Письмо принес курьер во вторник после обеда. Сначала пухлый конверт затерялся во внушительной пачке корреспонденции – Сергей имел обыкновение сам открывать адресованные ему письма, не доверяя эту «рутину» секретаршам. Потом, при беглом просмотре поступивших конвертов, письмо было отложено в сторону, поскольку отправитель не был идентифицирован Сергеем как заслуживающий первостепенного внимания. Вернее сказать, отправитель не был указан, так каракули какие-то. Какое-то время спустя, ощупав пухлый конверт, Сергей уже хотел его вскрыть, но зазвонивший телефон отвлёк его внимание.

Вечером до письма руки тоже не дошли – когда за окном стало темнеть, поверхность стола оказалась напрочь заваленной срочными бумагами. В итоге, конверт был вскрыт лишь в субботу, когда Сергей на пару часов заскочил в офис, чтобы «разобрать завалы».

В конверте оказался сложенный вчетверо чистый лист. Без единой буквы, без единого слова. Просто чистый лист.

Озадаченный Сергей уселся прямо на стол и, отложив письмо, достал сигарету и закурил прямо в кабинете. Благо, была суббота и возмутиться такой наглости было некому.

Взяв в руки конверт, он ещё раз внимательно осмотрел его – вместо обратного адреса были какие-то нечитаемые письмена; изнутри конверт был оклеен полиэтиленом с «пупырышками». Повернув разорванный конец конверта к полу, Сергей чуть встряхнул его и вдруг из конверта выпало что-то мелкое и покатилось по офисному ламинату с металлическим звоном.