Кэтти Уильямс - Представь нас парой

– Ей еще жить да жить, – добавил он, заметив, что для человека, который ранее отказывался разделить с ним трапезу, Джорджи по достоинству оценила содержимое своей тарелки. Никто не мог обвинить Джорджину Уайт в том, что у нее плохой аппетит. Хоть какое-то разнообразие после его тощих подружек.

– Матиас, дело в том, что она чувствует… – вздохнула Джорджи и посмотрела на него, о чем тут же пожалела. Он был настолько хорош собой, что у нее замирало сердце. – Роуз считает себя плохой матерью. Ей кажется, что между вами пролегла пропасть и ее невозможно преодолеть. Она мечтает увидеть, как ты остепенишься, обзаведешься семьей, женой, детишками. Роуз призналась, что ей всегда хотелось стать бабушкой, но она боится, что это неосуществимые мечты. Она в подавленном состоянии не потому, что боится смерти, а потому, что оглядывается на свое прошлое и ставит под вопрос настоящее. Я переговорила с доктором Чиверсом… Надеюсь, ты не против.

– Какая теперь разница? – нахмурился Матиас. – Ты ведь уже связалась с ним.

Чувство вины вернулось обратно вместе с возмездием. Похоже, оно было похоронено в очень неглубокой могиле. Мать никогда не впечатлял ни его образ жизни, ни его деньги. Так же как и отца, когда тот был жив. Никто из них не сказал ни слова по этому поводу, но их молчание было красноречивее слов.

– Что сказал доктор Чиверс?

– Он говорит, что при других обстоятельствах он бы не волновался. Роуз еще довольно молода. Но из-за тревог и последовавшего за ними стресса есть риск, что ее здоровье может пошатнуться. Она потеряла интерес ко всему, что занимало ее раньше. Похоже, ей больше нет никакого дела до фермы. Она не собирается в клуб садоводов. И все время твердит, что ей незачем жить.

– Тебе следовало позвонить мне и рассказать, что происходит. Я переговорю с Чиверсом. Я плачу этому человеку баснословные деньги. Он должен что-то предпринять. Может, нужно назначить матери какой-то курс лечения…

– Забудь. Это не сработает.

– Тогда что ты предлагаешь?

Его показная терпеливость действовала ей на нервы.

– Возможно, тебе понадобится что-нибудь покрепче дорогого сухого вина прежде, чем я скажу, что предприняла по этому поводу.

– Выкладывай.

– Я сказала ей кое-что. Своего рода ложь во благо… – Джорджина вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на Матиаса, приготовившись принять бой, если таковой последует. Теперь, когда они подобрались к сути дела, она не на шутку занервничала.

– Ложь во благо?.. И почему у меня по спине пополз неприятный холодок?

– Я люблю твою маму. Я всегда была близка с ней, а сейчас в особенности, после того как мои родители уехали в Мельбурн, куда отца откомандировали на три года в один из местных университетов. Я была рядом, когда с ней случилось это несчастье, и можешь поверить мне, что ее душевный настрой с каждым днем ухудшается. Кто знает, что может случиться?

– Хочешь сказать, что знаешь мою мать давным-давно и тревожишься за нее, несмотря на то, что эксперты уверяют, что все хорошо. Я понял. А теперь, Джорджи, просто скажи, что ты сделала, и хватит вилять.

– Хорошо, Матиас… Я решила немного ободрить твою мать, чтобы она увидела, что ей есть чего ждать от будущего…

– Вдохновляет.

– …потому что у тебя серьезные отношения и, к счастью, не с одной из тех женщин, которых не одобряет твоя мать.

– Чем больше я слышу, тем больше задаюсь вопросом, есть ли у вас с моей матерью другие темы для разговоров или вы обсуждаете одного меня.

– Мы никогда не говорим о тебе! – вскипела Джорджина, разозлившись на его откровенный эгоизм. – Она поделилась со мной этими вещами только потому, что оказалась в такой ситуации… Уж поверь мне, я никогда не подталкивала ее к разговорам о тебе!

– Отложим этот вопрос на время. Итак, я состою в отношениях с человеком, которого одобряет моя мать? Надеюсь, как и заведено в сказках, эта закончится хорошо, если только от меня не потребуется представить этот образец совершенства матери. Потому что в таком случае тебе придется как-то выкручиваться.

– Видишь ли, все может оказаться не таким сложным, как тебе кажется…

Джорджина прокашлялась, а потом шумно вздохнула под пристальным взглядом Матиаса.

– Я весь внимание.

– Я сказала твоей матери, что ты встречаешься со мной, – с вызовом выпалила она.

В комнате воцарилась гнетущая тишина, и Джорджина вперилась взглядом в свои сандалии, желая, чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее целиком.

Насколько по-другому выглядела вся эта история, когда она делилась ею с Роуз. Джорджи видела, как просветлело лицо матери Матиаса, которая от радости даже захлопала в ладоши, и ей стало тепло на душе оттого, что она сделала очень счастливым дорогого ее сердцу человека.

А потом вмешался здравый смысл, но было уже слишком поздно поворачивать назад, и тепло сменилось леденящим душу страхом.

Сейчас, сидя перед Матиасом, она не могла понять, что на нее нашло. С чего она взяла, что ее идея хорошая? Она отправилась в Лондон, приготовившись отстаивать свою точку зрения, но забыла, каким устрашающим может быть Матиас.

Ну почему здравый смысл не поспевал за ее душевными порывами?

– Прости? – не поверил своим ушам Матиас. – Кажется, я ослышался…

Джорджина отрицательно покачала головой.

– Нет, не ослышался.

– Хорошо. Тогда я повторю твои слова, а ты скажешь, правильно я все понял или нет. Итак, моя мать находится в немного подавленном состоянии…

– У нее все признаки депрессии…

– Которую наверняка можно вылечить с помощью таблеток, потому что – веришь или нет – такие состояния, как депрессия, в самом деле лечатся таблетками. Но ты самостоятельно, не посоветовавшись со мной, решила исключить это практическое решение.

– По-твоему, все так однозначно, но ты ошибаешься. И ты убедился бы в этом сам, если бы почаще приезжал домой!

– Джорджи, отложи на время свою критику. Одним словом, моя мать грустит, мечтает услышать топот маленьких ножек, и, чтобы услужить ей и поднять настроение, ты решила сказать ей чудовищную ложь о том, что мы с тобой встречаемся.

– Матиас, видел бы ты выражение ее лица. Она давно не выглядела такой счастливой. Может, со дня смерти твоего отца.

Только он явно не обрадовался. Его глаза метали молнии. Конечно, Джорджина и не ждала, что он тут же капитулирует, о таком и мечтать нельзя было, но не собиралась отступать. Она не могла допустить, чтобы его мать начала увядать, страдая хронической депрессией.

Даже после смерти мужа Роуз не смотрела на окружающих таким потухшим взглядом, как сейчас. Тот факт, что диагностические исследования продолжались, только способствовал тому, что она начала верить, будто в жизни ее не ждет ничего хорошего. Она больна, подавлена, и ничего не изменится.