Юлия Добровольская - У нежности на поводу. Три повести и короткая быль в стихах

– Во-первых, он у меня изначально не ребёнок, а мужчина. К тому же уже одиннадцати лет. Во-вторых, его в Москве муж встретил. А я случайно встретила в аэропорту приятелей, которые летели…

– Загорать надо не на сером рубероиде пыльной крыши, а на жёлтом песке Чёрного моря.

– Ну, это – кому что. Хотя, помнится, в прошлое воскресенье вы даже подмурлыкивали, лёжа на этом самом…

– Это вовсе не значит, что я готов мириться с рубероидным пляжем всё лето.

– А! Догадываюсь: вам отпуск подписали.

– У вас непревзойдённые дедуктивные способности. А что ваш отпуск?

– Мы не очень-то и спешим. – Она поняла, что настроение резко поползло вниз, за нулевую отметку, и, чтобы справиться с этим, она принялась собирать со стола и мыть посуду. – Куда ехать, ещё не решили… А вы куда собрались? Держу пари, в славный город Со¬чи.

– Проиграли! Мы едем в Крым.

– Тоже неплохо. И что, компания весёлая?..

Чем же ещё отвлечься, чтобы продержаться хотя бы капельку, минутку… Она вот-вот возьмёт себя в руки, и Алёша ничего не заметит.

Хотя вся эта игра для того и затеяна им, чтобы увидеть, почувствовать, ещё раз убедиться, что она зависит от него. А она зависит от него, и он это знает… Неужели ему не достаточно знать это раз и навсегда? Почему?..

Он обнял её сзади за плечи.

– Ты что, забыла?.. Мы едем в Феодосию… Вдвоём… Через пятнадцать дней. А, Малыш?

Она замерла с тряпкой в руке.

"Малыш"… Вот уж не ожидала она когда-нибудь ещё раз услышать это. Нет, она ждала, всякий раз ждала… Но почти не надеялась.

Она повернулась к нему. Его взгляд прожёг ей зрачки.

– Ты рада?

Она едва кивнула головой и спрятала лицо у него на плече, чтобы он не увидел, что её глаза на мокром месте.

– Вот и прекрасно. Я тоже рад. А тебе отпуск дадут?

– Хоть завтра. Я из-за Кирилла тянула… И ещё из-за тебя.

– М-м-м?

– Ждала, когда ты уедешь… Мне как-то легче из пустого города…

– Значит, ты всё забыла?

– Я ничего не забыла… Я думала, тогда, зимой, ты пошутил.

– Кто пошутил?.. Я пошутил?.. Почему пошутил?.. Зачем пошутил?.. – Он, дурачился и тянул её в комнату.

– А ты не пожалеешь?.. Я же тебе быстро надоедаю… Тебе же всё быстро надоедает… И как мы будем спать?.. Ведь ты не умеешь спать в одной постели с…

Но он не дал ей договорить.

* * *

На часах около трёх.

Алёша то ли спит, то ли делает вид.

Она положила голову ему на живот. Сейчас он потянется, посмотрит на часы, пролопочет что-нибудь возмущённо на тарабарском языке, сошлётся на дела и уйдёт.

Ну и что?.. У него своя жизнь, свой дом, свой круг друзей и занятий. Замуж он ей не предлагает. Да она и не пошла бы второй раз замуж – она ещё с первым замужеством не разобралась: за четыре года им с мужем в голову не пришло заняться формальностями. К тому же, Алёша молодой, ему ещё тридцати нет, и жена у него должна быть молодой – не на семь же лет старше…

Алёша надул живот, потом втянул. Ещё раз. Ещё.

– Штормит. – Сказала она.

– Это что – три часа ночи?

– Угу.

– Не правда! Сейчас день, потому что я хочу есть!

– Энергетические ресурсы требуют пополнения.

– А есть, чем их пополнить?

– Поищем.

– Поищем. – Сказал Алёша и заглянул под подушку. – Ничего. – Заглянул под другую. – Здесь тоже… И здесь. – Он свесил голову и пошарил под кроватью рукой. – Придётся съесть тебя. – И он укусил её за плечо.

– Ой. – Сказала она с тем выражением, с каким произносят названия букв в кабинете окулиста.

Они ели холодную окрошку.

– Вкусно, но холодно. – Поёжился Алёша. – Пойдём на улицу греться.

– А у тебя что же, никаких дел сегодня?

– Сегодня – День Молодёжи. Может молодёжь отказаться в свой день от всяких дел?.. Мне, как-никак, ещё два года молодёжью быть.

– Весьма неучтиво с Вашей стороны намекать даме на её немолодёжный возраст.

– Глупости! У тебя в паспорте ошибка… И вообще, прошу, перестань об этом. – Она почувствовала в его голосе то, что называла "съёжился", и у неё заныла душа.

Она любила его. Любила таким, каким он был: во многом непонятным, во многом непонятым ею.

Словно чуя какую-то давнюю рану – то ли затянувшуюся, но не изжитую, то ли всё ещё кровоточащую, но тщательно скрываемую – она желала взять на себя часть его боли, если не получится всю.

Но Алёша не из тех, кто делится своими проблемами: рубашку последнюю – пожалуйста! Но не боль.

Почему – она не понимала. Нет, понимала, конечно – мужская гордость, выдержка, воля… Но ведь так ещё больней, причём – обоим: тому, кто страдает, и тому, кто рядом и не может помочь. А она не могла – не знала, в чём, а стало быть, и как… Вот и старалась быть выше своих собственных чувств, призывая в помощники разницу в возрасте и свой материнский опыт.

– Ладно, – сказала она – молодёжь, так молодёжь! Пошли гулять!

* * *

Когда они расставались поздно вечером у её подъезда, Алёша вдруг хлопнул себя по лбу:

– Я же совсем забыл!

Он достал из кармана куртки и протянул ей сложенные бумажки.

Она развернула их. Это были билеты: два на самолёт до Москвы и два на поезд Москва-Феодосия.

Она очень устала за сегодняшний день и поэтому уснула, едва коснувшись подушки.

Им с Игорем приписывали роман почти с тех самых пор, как он пришёл в отдел пацаном двадцати одного года отроду. Её это забавляло – ей было тогда чуть больше, чем теперь ему, а Игорю льстило – Алёша как-то проговорился.

Сам Алёша за два с половиной года их странных – прерывающихся на недели, а то и месяцы безо всяких объяснений – отношений ни разу не попытался уточнить, было ли это только легендой, или…

* * *

Почему ей приписывали именно Игоря, трудно сказать. Может быть, общность литературных пристрастий дала такой повод – они часто обменивались книгами и журналами, а за чаепитием вели дискуссии о прочитанном. Хотя, будь у них роман, они нашли бы другое место и время для обмена мнениями и литературой…

А может, из-за Игоревых "тысяч", которые она переводила ему, когда тот поступил на заочный?.. Но не он один бегал к ней с коньяком, шоколадками и этими «тысячами» в виде единственной доступной широким массам газеты на английском под названием «Москоу ньюс»…

Впрочем, у досужих языков своя логика.

Через три дня – Новый Год, Кирилл улетел на каникулы. Будут с отцом в Домбае с гор кататься. Она возражала, конечно, из-за лавин, о которых без конца говорили по телевизору. Но два сильных мужчины всё же оказались сильнее одной сильной женщины.

Да, иногда в её жизни кое-что нет-нет, да и оказывалось сильнее… Вот и теперь ей не слишком нравилось то, что происходит, но сопротивлялась она этому как-то нерешительно.

Игорь. Он был "не её романа", и интересовал чисто интеллектуально. Но, очевидно, количество общения мужчины и женщины со временем непременно влияет на качество этого общения. Или это одиночество берёт своё?.. Как бы то ни было, она начинала волноваться при мысли о нём. Да и он, похоже, подумывал: зачем напрасно щекотать общественное мнение? – и проявлял всё больше актёрского таланта на публике и всё меньше сдержанности наедине.