Юлия Ляпина - Другая любовь

И я второй раз упала в обморок. Лежа.

Конечно, счастью моему не было предела! Долгожданный маленький комочек где-то внутри! Я сразу встала на учет в женской консультации и трепетно прислушивалась к себе, надеясь услышать толчки. Наивная. Узнав о беременности, свекровь не успокоилась. Выносила мозг по другим поводам – то юбка короткая, то сапоги слишком длинные. Потом пошли намеки на тренера, с которым я работала в одном здании. Дядька конечно был видный, но имел жену, троих детей и любил свою семью без памяти. От этих разговоров на шестнадцатой неделе меня увезли в больницу с кровотечением. В гинекологию. Я удивилась, почему не в роддом. Санитарка, забирая огромный матерчатый мешок с моими сиротливыми вещичками, пожала плечами:

– Так если скинешь, сразу и почистят, чего мамочек волновать.

Я проглотила ее слова, ощущая свой живот, воздушным шариком, который может в любой момент взлететь вверх, оставив меня на земле корчится от боли.

Бережно ступая, дошла до палаты и окинула ее взглядом. Восемь коек, раковина, огромное окно и пять женщин в разноцветных халатах. Три, как и я на сохранении малых сроков. Две с подозрением на внематочную. Пока я осторожно укладывалась на коричневое казенное покрывало, привели еще одну женщину – черноволосую, смуглую и очень худую. Она стала восьмой.

В этой самой палате я пролежала три недели. Попа болела от уколов, душа ныла от того, что видела – блюющих в туалете «заливочниц», почерневших от горя мамочек с мертвыми детьми в утробе, молоденьких девчонок с диагнозом «внематочная» кусающих губы на каталке.

Из больницы я буквально убежала. Чтобы через неделю вернуться в нее опять. Еще три недели плюс сорок уколов витаминов, плюс двадцать уколов гормонов, дюжина непонятных «масляных» уколов оставляющих не просто синяки, а болезненные шишки.

В следующее возвращение меня перевели в роддом. Тут было чище, спокойнее благообразнее. Просторные цветные халаты напоминали дирижабли, плывущие по коридорам. Сюда уже не пускали посетителей, и будущие мамочки стайками выплывали на застекленную галерею, чтобы повиснуть на мужьях-отцах-мамах-бабушках.

Случались трагедии, случались неожиданные радости. Молодой верующей девчонке на УЗИ сказали: ребенок-урод, пять писечек… Она упала в обморок, проревелась, но на заливку не пошла, не смотря на вопли заведующего отделением. В итоге родилась девочка. Нормальная, здоровая. Просто ручку между ног неудачно зажала.

Здесь я пролежала до самых родов.

Когда плотный белый кулек с розовой лентой привезли домой, свекровь тут же распеленала кроху, и подозрительно уставилась в сонные глазки:

– Что-то не в нашу породу, – проскрипела она.

Дочка действительно удалась в меня – голубоглазая светловолосая, когда она спала длиннющие ресницы, лежали на щеках. Всю зиму меня буквально не выпускали из дома, «чтобы не носила заразу». Коляску поставили на балконе, и я со слезами умоляла мужа вывести меня в зимних сумерках хотя бы на крыльцо, чтобы подышать воздухом.

Когда настало время оформлять документы и мне пришлось поехать на работу, я входила в троллейбус как ребенок в кондитерскую: люди! Взрослые! Что-то говорят, улыбаются, смотрят в окна…

Едва малышке исполнился год, мне напомнили, что дармоедов в доме не держат. Но сначала требовалось пристроить дочь в садик. Мы прошли комиссию и получили ответ «не садичный ребенок». Пожилая полная лор-врач коротко сказала:

– Отдадите в сад, к трем годам будет астма.

Пришлось сократить работу, но все оказалось к лучшему. Я по-прежнему работала со школьниками, но только полдня и благодаря понимающей начальнице убегала, когда вздумается.

Вторая беременность накрыла как гром среди ясного неба. Профосмотр, въедливая тетка-терапевт, обморок, тест… Свекрови говорить боялась. Сдала меня ее подружка – заведующая консультацией. И не просто сдала, а доложила о наличии у меня некой болячки, которую надо бы подлечить до рождения ребенка.

Что тут началось! Свекровь рыдала, билась в истерике, убеждала меня, что рожать с некоторыми деликатными проблемами нельзя, и вообще «надо пожить для себя». Я же помня пустоту, которую нечем было заполнить в тот момент, когда мне сказали «бесплодие», сжала зубы, выпила валерьянки и закрылась в комнате, положив на голову подушку.

В насмешку вторая дочка родилась копией свекрови. Крупная белокожая девочка сонно зевнула из коричневой роддомовской пеленки и прищурила на меня зеленые свекровкины глаза.

Мои надежды на смягчение отношений не оправдались. Мы органически раздражали друг друга, а муж все чаще вставал на сторону мамы. Я его конечно понимала, но когда старшая дочка вдруг сказала, что «я кровиночка, папа кровиночка, ляля кровиночка, а мама чужая» … Я взяла детей за руки и ушла, придерживая уже отяжелевший живот.

Подруга появилась на своей даче к вечеру. Ахнула на замерзших детей, на посиневшую меня, загнала в дом, затопила печку, выслушала и предложила пожить пока у них на даче. Оказалось, что их немалое семейство уже перебралось в город, а на даче еще оставались доски, требующие просушки, овощи для переработки и кое-какие летние вещи:

– Поживи, печку топи, продукты тут есть, – приговаривала она, показывая мне погреб и ящик с консервами. – На работе отпуск возьми, авось что-то и решится.

Муж отыскал меня к вечеру. Приехал поздно, когда уже стемнело, постоял, глядя на детей, оставил немного денег и сумку с хлебом. Мой характер он уже знал, но оставлять мать не желал.

Отпуск я брать не стала. Кормить нас просто так никто бы не стал, а мне через пару месяцев в декрет. Брала детей на работу, и искала съемную квартиру. Помогла другая подруга. Сказала, знакомый сдает комнату в секционке, недорого. Мне с детьми хватит, а с мелким ремонтом он готов помочь. Я приехала, посмотрела на страшную, но большую комнату в огромном общежитии, наполненном звуками и запахами дешевого дурного жилья и… согласилась! Здесь были батареи, и вода в доме, пусть и холодная.

Девчонки как воробушки сидели на старом диване, который от щедрот хозяина достался нам, а я драила полы, скребла ножом стол и, глотая слезы напевала песенку про облака. Выручил отец. Приехал дня через три, узнав о моем уходе от кого-то из знакомых. Посмотрел на наше бытье и вышел. Вернулся с нашей старенькой мебелью, несколькими рулонами обоев, клеем и побелкой. За день переклеили с ним обои, побелили потолок, заклеили пленкой мебель и «кухонный угол». Денег отец тоже подкинул. Я не просила, но была безмерно благодарна, за его помощь.

Чтобы выйти на работу на целый день и подработать немного до декрета, дочек надо было устраивать в садик. Пока писала заявление, пока бегала за справками и бумагами о разводе, старшая резко «выросла» – смотрела за младшей, развешивая на батарее мокрые колготочки, полоскала чашки в тазу, а когда пьяный сосед принимался барагозить [1] Шуметь, скандалить. в общем коридоре, она громко читала сестренке книжку.