Олеся Хуссейн - Букетик лаванды на удачу

– Ника! Я… О, как ты? Мои родители с тобой? – испуганно прошептала Саша.

– Понимаешь… Алекса, мы уж думали, что все… Никто не выживет. Я несколько недель дежурила у тебя под реанимацией. Как я рада, дорогая, что ты вновь с нами! – сжимая ладонь Саши, и прижимая ее к своей щеке, шептала Ника.

– Дурочка, конечно с вами! И с мамой, и папой, и с тобой… – хрипло произнесла Александра и разревелась. – Только вот они ничего не говорят про родителей. Ника, ничего, понимаешь? Я так думаю, что просто они также в реанимации, вот и не пришли пока. Слушай, уточни у этой Лидии, как ее там, ладно? Я волнуюсь, понимаешь? – шептала непослушными губами Алекса.

В упор, взглянув на Нику, Саша выдернула свою руку.

– Нет, не верю! Нееет… Я же тут… Нет, молчи, ладно! Молчи! – соленые слезы градом катились по щекам, больно пекли нежную кожу лица и скатывались на подушку.

– Саш, месяц прошел, понимаешь? Я провожу тебя, потом, к родителям… К месту, где сейчас твои родители… – не в силах, более сказать ни слова, Ника выскочила из палаты.

Этот крик слышала, наверное, вся больница. Это был жуткий стон раненого зверя, боль потери части тела, боль потери самого дорогого в жизни, животный гортанный ор изнутри.

Спустя пару недель, Александру выписали из больницы. Забрав все уцелевшие вещи, она, на такси, сопровождаемая подругой, вернулась в одинокий дом.

Квартира встретила холодно и неприветливо. Пусто. На столе, в гостиной, парная фотография с черной траурной лентой, стакан воды и корка хлеба. Дрожащей рукой, Саша взяла фото в руки. Она помнила этот снимок. Это была двадцатая годовщина свадьбы родителей. Отец, жутко серьезный по жизни, дурачился весь вечер и пел в караоке «Любимая моя…», в честь мамы. А мама, истинная леди, была одета в нежно-розовый костюм, который удивительно шел ей, пыталась совладать с игривым нравом мужа, и оттащить его от того микрофона, но ей это не удалось. Отец был чертовски силен и намерен допеть серенаду до конца.

– И он допел, мам, помнишь, он допел! – прижав фотографию к груди, раскачиваясь из стороны в сторону, Саша неистово разрыдалась.

Ночь она провела на полу в гостиной, попеременно рыдая, засыпая, разговаривая с самыми дорогими сердцу людьми.

К концу недели, Сашу вновь навестила Ника.

– О, нет, подруга, так не пойдет! Быстро к зеркалу! Ты себя видела? Я притащила яйца, фрукты, печенье, молоко и кефир. Сейчас позавтракаем! А ты, бегом, в душ! Бегом, я сказала! – и, прихлопнув в ладоши, Ника подтолкнула Сашу к ванной.

Подойдя к зеркалу, Саша отпрянула. Светло – русые волосы сбились на макушке и прилипли к щекам, глаза опухли, щеки впали, тускло – серый цвет кожи и царапины на лице, которые, однако, практически, зажили. Лишь рассеченная бровь и порез на шее еще были очень заметны.

– Мам, пап! А как жить? Я же не научилась без вас! Я же не умею, не смогу… – теплая вода струями стекала по лицу и телу, перемешиваясь со слезами и облегчая боль внутри.

Закончив водные процедуры, девушка завернулась в полотенце, еще раз взглянула на себя в зеркало, и покинула ванную комнату.

Из кухни послышался запах омлета и кофе.

– Вот так-то лучше! Приятного аппетита, подруга! – и ободрительно кивнув, в сторону Саши, Ника пододвинула тарелку поближе. – Я купила немного еды, до завтра хватит. К обеду будь готова, зайду за тобой, и пройдемся за покупками. Да и свежим воздухом тебе не помешает подышать. А то бледная, как смерть! – произнесла Ника, и осеклась, на слове «смерть». Однако Саша промолчала, уткнувшись в свою тарелку, она безжизненно перебирала вилкой кусочки омлета.

Ника, как и обещала, к полудню следующего дня зашла к подруге.

Саша плохо спала ночью: кошмары, головная боль, мокрая подушка от слез, чувство страха и неумение быть одной – все это не давало нормально дышать, не то, что спать. Проснувшись, глубокой ночью, Алекса взяла фотографию родителей и прижала ее крепко к себе. Только легче от этого не стало.

– Знаете, – начала свой монолог девушка, – я растеряна, даже потеряна, что ли. За что хвататься? Как быть? Я же не научилась жить одна. Мам, вот нужен мне будет совет – как я тебя услышу? Ты же так мне нужна! С кем я смогу обсудить события в моей жизни? Кто вытрет мои слезы, мам? К кому я смогу прилечь на колени, когда мне будет больно? А мне сейчас так больно, мамочка! Так больно, что даже не хочется жить! Я знаю, ты бы сейчас отругала меня за эти слова! Так отругай, мам! Накричи на меня! Я так хочу услышать твой голос! Я обещаю тебе, ты пренепременно будешь гордиться мной. Ты и папа! Я буду дома всегда вовремя, я не сделаю ничего такого, о чем не смогла бы рассказать тебе. И знаешь, мам, вот стану я стюардессой, а я обязательно ей стану, мама, и поднимусь в небо, и, каждый раз, я буду ближе к вам. Но чаю, мы не выпьем, и вы никогда не подниметесь на борт моего лайнера, и я никогда не скажу: «Смотрите! Это самые важные пассажиры этого рейса! Это мои родители!» А когда замуж выйду, мам, ты же не увидишь этого! Не скажешь: «Сними это платье, оно портит твою фигуру! А вот это – шик, доченька!» Не увижу я, как горят твои глаза, когда папа поведет меня к алтарю, потому как папа не поведет меня ни к какому алтарю. Боже, мам, столько событий должно быть впереди, но без вас! Вы не поиграете с внуками и не увидите, как я стану мамой. Я не посмеюсь над тем, как будет малыш играть с дедушкой, и не заплачу от умиления, когда ты будешь шить новогодний костюм внуку в садик. Вы не увидите, как я буду водить авто – ты же помнишь, мам, папа меня учил и у меня здорово получалось! И вы не волнуйтесь, я буду осторожна, а если нет – не беда, я снова буду вместе с вами. Папочка, ты всегда так заботился о нас, оберегал, защищал, обеспечивал. Таких, как ты, больше нет, пап! Я всегда и во всем полагалась на тебя. Я же была будто за каменной стеной, за тобой. Как же я теперь? Но, поверьте, я буду очень стараться! Очень – очень! И я обещаю, вы будете гордиться мной! И, умоляю, не обижайтесь, если когда-то обидела – я не нарочно. Простите, что не сказала последнее «люблю» и не поцеловала на прощание. Маам, пап – простите! Я завтра обязательно схожу на кладбище, но можно я буду ходить туда пореже? Я не хочу видеть два безжизненных холма на холодном просторе кладбища. Нет! Я лучше буду говорить с вами дома, можно? Просто, когда мне нужно будет что-то рассказать, вы же будете рядом? Прошу, будьте всегда рядом! – завершила свой монолог Александра, покрепче обняв фотографию, и, свернувшись клубочком, болезненно уснула на рассвете.

Проснувшись, совершила все водные процедуры, сварила кофе и, поставив фотографию родителей напротив себя, так начала свой новый день. А после, пришла Ника.