Олли Ver - В твоем октябре

Официантка ставит передо мной кофе и улыбается. Я поднимаю на неё глаза:

– Давайте, я сразу рассчитаюсь, – говорю и лезу за кошельком.

– Как вам удобно, – пожимает плечиками она.

Она удаляется за счетом, а я достаю пару купюр, которые предполагают чаевые и кладу их на стол, а затем смотрю в окно. Когда же, наконец, пойдет дождь? Эти невыполненные обещания… ничего с ними не поделаешь. Но все мое существо зудит, мучается предвкушением – безумно хочется, чтобы пошел дождь. Странно, но пока официантка не появляется с узкой кожаной папкой для расчета, я даже не притрагиваюсь к чашке – сложила руки в замок и жду, как примерная школьница – детский сад, не иначе. Кладу деньги в кожаную папку, девушка забирает, я прошу не приносить сдачу, на что она улыбается и благодарит. Наконец, я остаюсь одна. Наклоняюсь над чашкой и вдыхаю терпкий, яркий, горячий аромат осени. Осень – не багряная и не золотая, осень – цвета крепкого кофе, насыщенного и глубокого коричневого, с тонкими переливами серебра в каждом завитке крупного локона, падающим на глаза… Ого! Какое-то время просто смотрю на свой кофе, а потом искренне удивляюсь самой себе. Совсем спятила? Хмурюсь собственным мыслям и быстро открываю книгу, словно обожглась, хотя к кофе еще и не притрагивалась – на чем я остановилась в прошлый раз? Ага, вот: «Какое-то время они хранят молчание. Есть в поведении Кристины что-то такое, что кажется Раулю неестественным…» – и книга забирает меня с собой в старый парижский театр оперы.

Возвращаюсь в реальность только потому, что кофе не льется из моей чашки. Отрываюсь от страниц и смотрю в кружку – пусто. Поднимаю голову в поисках официантки, но её, естественно, нет. Четыре дня назад она умудрялась потеряться из виду даже когда я сидела в центре зала, а уж теперь, будучи на периферии, я могла и не надеяться на её пристальное внимание. Поднимаюсь и выхожу из укрытия, огибаю угол, выхожу к барной стойке, и первое, что бросается мне в глаза – его столик пуст. Облегчение заставляет меня коротко улыбнуться.

Спустя еще одну чашку кофе и еще один час, которые пролетели совершенно незаметно, я, обвязывая шарф вокруг шеи, иду по проходу между столиками – мой взгляд так и тянется к пустому столику, за которым сидел нарочито грубый, откровенно некрасивый парень с угловатым телом и той же манерой двигаться. Смотрю – одергиваю себя, отвожу взгляд, но снова смотрю… как вдруг! – маленькая, крохотная женщина заставляет меня замедлить ход. Мой взгляд прикован к ней – она такая миниатюрная, что легко поместится на моей ладони. Звук собственных шагов замедляется, но я не слышу этого – я вся – в ней. Ровняюсь с его столом и смотрю на столешницу, совершенно не замечая, как официантка с улыбкой, по-детски искренней и восхищенной, подкрепленной розовым румянцем на щеках, смотрит мне в спину. Посреди пустого стола сидит крохотная девушка – статуэтка из воска или пластмассы такой тонкой, ювелирной ручной работы, что я замираю, словно боюсь разбудить её, оживить нечаянным движением – голова идеальной овальной формы покоится на изогнутой длинной шее, так что женщина смотрит куда-то вверх, узкие, круглые плечи плавно переходят в тонкие руки, которые обнимают согнутые в коленях, длинные стройные ноги. Она чуть сутулится, а потому овал спины естественен и непринужден. Статуэтка минималистична – нет волос, не прорисовано лицо и пальцы – лишь общий контур тела, но выточенный из материала с такой страстью к женщине, что эта нежность, эта тяга струится от крохотной фигурки тонким шлейфом.

– Это вам, – тихо говорит официантка из-за моей спины.

Я оборачиваюсь, смотрю на неё:

– Это он вам сказал?

Девушка отрицательно мотает головой, но становится еще розовее:

– Это же очевидно, – её глаза опускаются в пол, но поднимаются и смотрят на крохотную женщину на столе. – Посмотрите – это же Вы…

Вылетаю из кафе, оглядываюсь и вижу, как в окне, словно в декорациях к неведомому фильму, официантка берет со стола крохотную фигурку, прячет в карман и поднимает на меня глаза, глядя, как постыдно я сбегаю от непривычной, совершенно непонятной, а потому пугающей откровенности.

***

День спустя я совершенно не думаю о статуэтке.

***

Три дня спустя – я не вспоминаю о статуэтке.

***

Залетаю в кафе и оглядываюсь – никого (его, ЕГО!) нет. Официантка за барной стойкой слышит звонок над дверью, поднимает на меня глаза, и улыбка расцветает на её лице одновременно с румянцем. Я подхожу к бару и нервно молчу – просто смотрю на девушку, совершенно не находя слов. Некуда деть глаза, мое лицо пылает, и руки, спрятанные в карманы, сжаты в кулаки. Но она и не смотрит на все это, она не ждет слов – тонкая рука окунается в карман и извлекает на свет Божий крохотную фигурку. Официантка протягивает ладонь, на которой сидит тонкая, изящная красота. В её глазах икрится восторг. Она о таком только в книжках читала, а теперь видит своими собственными глазами. Видит и верит каждому слову, что когда-то в далеком детстве шептали сказки.

Я протягиваю руку и беру теплую фигурку продрогшими пальцами.

– Кофе? – тихо спрашивает девушка.

Я поднимаю на неё глаза:

– Да, – отвечаю еле слышно. – Пожалуйста.

Когда он заходит, его беглый взгляд скользит привычным движением от барной стойки к лицу официантки (легкое движение головы в знак приветствия), рассеяно по полу, привычное движение руки, убирающей волосы с лица, а потом он смотрит на стол и замирает – я сижу на его месте и смотрю на него. Громкий и шумный мир застыл – затаил дыхание, глядя на нас двоих. Эти секунды… они выпали из общего потока времени и превратились в звезды – сверкающие, яркие, неповторимые – и каждую эту секунду Бог зажег собственными руками. Бенгальские огни времени. Такое не забывается.

– Она не похожа на меня, – тихо говорю я, опуская глаза на крохотную женщину.

Он смотрит на фигурку, которую я положила туда, где он оставил её в прошлый раз. Его губы растягивает улыбка, сверкающая ровными, белыми зубами.

– Уверена?

Он делает несколько шагов, пара угловатых движений, и вот он садится напротив меня, попутно снимая куртку:

– Женя, – говорит он.

Его голос – высокий и хриплый, словно он много курит.

– Мария, – говорю я.