Сонда Тальбот - Маленькая леди

Через полчаса в гостиной наконец появился Майлс. Он был, как всегда, безупречно одет – темно-синяя рубашка прилегала к телу так, будто всегда была на нем, а черные шелковые брюки обтягивали бедра и подчеркивали стройную фигуру Майлса. От дорогого одеколона, которым надушился Майлс, у Джим защекотало в носу. Майлс сел напротив нее, и Джим тут же чихнула.

– Будь здорова, Джим. И прикрывай нос и рот во время чихания. – Майлс оглядел девушку критическим взглядом, от которого у Джим по коже побежали мурашки. – Прекрасно выглядишь. Эта одежда идет тебе куда больше прежней… Но, – Майлс покосился на колечко Джим, которое раздражало его с того самого момента, когда он увидел его на девушке, – когда же ты наконец снимешь эту штуку?

Джим тяжело вздохнула. Наверное, это никогда не кончится…

– Я же объясняла, Майлс… Когда ты наконец поймешь? Это счастливое кольцо. Если его снять – меня покинет удача.

– Джим, неужели ты еще не выросла? Как можно верить в такую ерунду, как «счастливое колечко»? Как можно носить на пальце всякую дрянь? Если ты снимешь его, я сделаю тебе подарок: настоящее кольцо. Золотое. С топазом. А? Или с жадеитом? Он такой же зеленый, как твои глаза…

Джим почти растаяла, услышав о своих глазах, зеленых как жадеит. Но ее не так-то просто было одурачить. Она тут же вспомнила о том, сколько раз «счастливое колечко» спасало ей жизнь, и замотала головой.

– Ничего я не хочу. И с колечком я не расстанусь. Ты, конечно, можешь не верить, но оно и вправду приносит удачу.

Майлс разочарованно вздохнул. Кажется, уговорить девчонку избавиться от кольца будет не так-то просто. Но капля, как говорится, камень точит…

– Сегодня тебе придется хорошенько потрудиться. Я нашел учителей, которые смогут заниматься с тобой культурой речи, историей, философией и азами юриспруденции. Конечно, за три месяца ты не изучишь этих дисциплин полностью, но поверхностных сведений тебе хватит для того, чтобы общаться с людьми моего… нашего круга. А еще я подобрал тебе стопочку книг. Это – художественная литература. Надеюсь, что ты прочитаешь все те книги, которые я приготовил для тебя. Ты должна знать, о чем говорят люди, включаться в разговоры. Общение – очень полезная вещь, Джим.

– Надеюсь, это будет интереснее, чем таскаться по магазинам, – хмуро вставила Джим. Перспектива проводить целые дни в обществе учителей и скучных книг не очень-то ее радовала.

– Не таскаться, а ходить, Джим, – поправил ее Майлс. – Большинству первое нравится куда больше второго. Надеюсь, ты – исключение.

– Почему?

– Потому что люди, занятые лишь покупками, скучны. С ними не о чем говорить. – Майлс тут же вспомнил о матери, и ему стало грустно. Он рассказывает Джим о том, как ценно разностороннее общение, в то время как его мать говорит лишь о драгоценностях и живет только ими… – Ты ведь хочешь, чтобы людям, с которыми ты общаешься, было с тобой интересно?

– Да. Но только если эти люди интересны мне.

Майлс удивленно посмотрел на Джим. Такой простой подход, однако Майлс никогда над ним не задумывался. Много ли он встречал людей, которые были интересны ему? Ответ отрицательный… У Майлса пропало настроение продолжать лекцию на эту тему.

– Скоро к тебе, я подчеркиваю, к тебе, а не ко мне, придет учитель истории, мистер Мэнброд. Очень милый человек, которого ты, надеюсь, не доведешь до исступления. Он позанимается с тобой, а потом придет учитель…

– Этой… как ее… культуры речи, а потом фиклософии, а потом… азапруденции, – запинаясь, произнесла Джим. – Не парься, видишь, я все запомнила…

Майлс помрачнел. Имеет ли смысл поправлять эту девчонку, когда она переврала все слова? Кажется, дела с обучением пойдут хуже, чем он предполагал.

– Не «фиклософии», а философии. Не «азапруденции», а азам юриспруденции. А это твое «не парься» вполне можно заменить словом…

– Не волнуйся, – улыбнулась Джим.

Она встала из-за стола и сделала шутливый реверанс.

– Я постараюсь быть умницей, Майлс. Не волнуйся, – повторила она. – Просто мне тяжело привыкнуть ко всему… сразу.

У Майлса отлегло от сердца. То ли потому, что Джим все же пыталась говорить правильно. То ли потому, что ее улыбающееся лицо и горящий жадеитовый взгляд вселяли в него надежду на то, что она будет прилежно учиться. А может быть, ему просто нравилась ее улыбка? Майлс отмел последнее предположение, как самое невозможное. Джим – милая девочка. Но не в его вкусе. Ему нужна такая, как Виктория Исприн. Ни больше, ни меньше…

Майлс не соврал. Учитель истории, мистер Мэнброд, действительно оказался очень приятным человеком. Он был тучным мужчиной, которому перевалило за пятьдесят, с пронзительными голубыми глазами и наидобрейшей улыбкой. Джим он понравился сразу же, и она почувствовала, что так же понравилась ему.

И урок начал мистер Мэнброд особенно. Он не стал открывать учебник, не стал зачитывать огромное вступление. Он просто поинтересовался у Джим, нравился ли ей предмет истории в младшей школе. И попросил объяснить свой ответ.

Джим честно призналась, что история ей нравилась, но она, хоть убейте, не помнит ни одной даты. Так, некоторые события, да и то с трудом… Но она припоминала, что история была увлекательным предметом. Вот только учитель был занудой, нет-нет, мистер Мэнброд, к вам это не относится…

Услышав последнюю фразу, Дэвид Мэнброд рассмеялся. Смех у него был таким же добрым, как улыбка.

– Да уж. Меня еще никто не называл занудой. Надеюсь, мы с вами поладим, мисс Маккинли.

– О, я уверена, – весело отозвалась Джим. Если все ее учителя окажутся такими очаровашками, то обучение превратится в веселый аттракцион.

Но, увы, надежды Джим не оправдались. Учитель юриспруденции оказался скучным очкариком, а учитель философии – стариканом с монотонным голосом и дурной привычкой клацать зубами после каждой фразы, которую он считал значимой. Но лучик солнца все же забрезжил на горизонте Джим в облике Альфреда Джейсона, учителя по культуре речи. Он оказался очень приятным молодым человеком, который отвечал на все ее вопросы. В отличие от Майлса, который легко раздражался из-за очередного «почему?», которое изрекала Джим.

После уроков Джим добралась до книг, которые оставил ей Майлс. Она просмотрела все и пришла к выводу, что большая часть из них будет ей интересна. В этой внушительной стопке был и Мильтон, и Байрон, и Данте, и Диккенс, и Мопассан, и Драйзер, и даже Мартин Эмис, современный писатель, которого Майлс очень настойчиво советовал ей прочитать.

Джим начала с «Оливера Твиста», который привлек ее больше всего, наверное, потому, что злоключения этого несчастного мальчишки напомнили Джим о ее собственных бедах. Правда, Диккенс был мрачноват, но Джим понимала, что по-другому передать атмосферу нищеты и лишений было бы невозможно. Она так увлеклась «Оливером Твистом», что не заметила, как в библиотеку вошел только что вернувшийся Майлс.