Сара Крейвен - Любовь сама выбирает

Я развожусь с ним, и какое имеет значение, кого он выберет во второй раз?

Но когда она увидела яркие пятна на скулах, огонек гнева в глазах и почувствовала, как громко стучит сердце в груди, то поняла, что, несмотря на здравый смысл и благоразумие, это имеет для нее огромное значение.

Крамольная мысль ужаснула ее.

Одинокий ужин прошел невесело. Джоанна выпила чашку овощного бульона и нехотя съела грудку жареного цыпленка, все время помня о пустом стуле во главе стола. Джесс и Молли, охотничьи собаки Лайонела, с подавленным видом лежали около двери.

– Бедные старушки. – Она наклонилась и ободряюще похлопала каждую собаку, когда выходила из комнаты. – Никто не обращает на вас внимания, и вы ничего не понимаете. Позже мы с вами прогуляемся по холму.

Она пила кофе, сидя у камина в гостиной, собаки растянулись на ковре у ее ног. Утренняя газета, до сих пор аккуратно сложенная, лежала рядом на столе. С безысходным отчаянием она подумала, что сейчас они бы с Лайонелом дружески спорили над кроссвордом.

Усилием воли она переключила свои мысли на другую услышанную от Синтии сплетню – что Лайонел всю жизнь испытывал сильное чувство к матери Джоанны. А может, это правда?

Какой бы бурной ни была семейная жизнь Лайонела, Джоанна всегда верила, что он любил Валентину Алесио. Вряд ли он всерьез размышлял о том, чтобы другая женщина заняла ее место. Генри Фортескью назвал Мэри Верн любимой кузиной Лайонела, значит, так оно и есть.

Одна из собак жалобно заскулила, и Джоанна вспомнила, что обещала вывести их на прогулку. Она натянула сапоги, куртку и завязала шарф на шее, потом взяла фонарик и вышла через боковую дверь вместе с радостно прыгающими вокруг нее собаками. Они прошли через сад, затем поле и перебрались через изгородь на холм.

Температура упала, и дул влажный пронизывающий ветер, заставляя Джоанну дрожать.

– Не слишком радуйтесь, – предупредила она собак. – Мы дойдем до «приюта отшельника» и повернем обратно.

Подъем был трудным и опасным из-за валяющихся на обледенелой земле камней. Она запыхалась, пока добралась до скал на вершине. Собаки носились в засохшем папоротнике и возбужденно повизгивали. Джоанна выключила фонарик и укрылась от ветра за большим валуном.

Здесь хорошо было смотреть на звезды, но этим вечером по небу бежали облака. Джоанна огляделась: под ней в долине лежало поместье. В окне кухни горел свет, и в спальне Синтии тоже, но остальной дом был погружен в темноту. Неделю назад он весь сверкал огнями. Лайонел любил яркий свет и тепло. Темные окна яснее всего говорили, что хозяина больше нет.

Ветер тихо и печально завывал среди разбросанных камней. Местная легенда гласила, что несколько столетий назад сюда пришел человек и построил себе укрытие из камня, где он мог молиться и искупать свои грехи в полном одиночестве, и в завывании ветра до сих пор слышится голос отшельника, оплакивающего свои прошлые злодеяния.

Я бы сделала так же, подумала Джоанна, туже завязывая шарф. Она позвала собак, и те подбежали к ней. Внезапно они замерли, и Джоанна услышала их тихое рычание.

– Спокойно, – сказала она им. – Это просто овца или олень.

Собаки были слишком хорошо выдрессированы, чтобы охотиться за домашним скотом, но что-то явно их напугало. Или кто-то, подумала Джоанна с внезапной тревогой, услышав рядом легкое шуршание гальки. Ее пальцы вцепились в незажженный фонарик.

Может быть, это отшельник, который, говорят, при полной луне бродит по холму в рясе с капюшоном, хмыкнула она, посмеиваясь над собой. И отчетливо сказала:

– Джесс, Молли, все в порядке.

Какое-то мгновение собаки, сдерживаемые ее рукой, стояли на месте, но затем, поскуливая от возбуждения, убежали в темноту, и через секунду она услышала их лай где-то в стороне.

– Проклятие. – Она включила фонарик и пошла за ними, ругая себя за то, что не поду мала о поводке. Оставалось надеяться, что они не спугнули какую-нибудь влюбленную парочку в папоротнике.

Теперь она могла видеть их добычу: впереди темнела чья-то высокая фигура, а собаки крутились вокруг, радостно повизгивая. Она торопливо сказала:

– Добрый вечер. Я очень надеюсь, что они не побеспокоили вас. Обычно они не ведут себя так с незнакомыми людьми.

Какое-то время человек не отвечал и не двигался, потом опустил руку, и собаки сели и преданно уставились на него. И в тот же момент Джоанна поняла, кто стоит перед ней в темноте.

– Они не побеспокоили меня, Джоанна. И вряд ли меня можно назвать незнакомым человеком.

У нее перехватило дыхание. Она подняла фонарик, чтобы осветить его лицо и подтвердить свои худшие подозрения.

– Габриель?!

– Поздравляю. У тебя превосходная память. Она не обратила внимания на насмешку.

– Что ты здесь делаешь?

– Мой отец умер вчера. – В его голосе, обычно таком холодном и размеренном, звучала горечь. – Я приехал на его похороны.

– Но мы думали, что тебя не будет еще несколько дней.

– Я решил положить конец своей добровольной ссыпке и прилетел раньше. Надеюсь, это не причинит тебе слишком много неудобств.

Она сглотнула.

– Нет, конечно, нет.

– Сказано не совсем уверенно, – заметил он спокойно. – Но это ничего не меняет. Я здесь и собираюсь провести ночь под своей крышей. Если тебе это не нравится, Джоанна, придется смириться.

Она напряженно ответила:

– Ты приехал на сорок восемь часов раньше, вот и все. И если кому-то будет неудобно, так это миссис Эшби. Пожалуй, я спущусь и предупрежу ее. – Она сделала паузу. – Мол ли, Джесс, ко мне.

Собаки даже не пошевелились. Габриель тихо засмеялся.

– Кажется, они переметнулись.

– Как и все в начале нового правления.

– К тебе это тоже относится? – в его голосе послышалась легкая ирония. – Могу ли я рассчитывать на такое же беспрекословное подчинение?

– Ты не можешь ни на что рассчитывать, – сухо ответила она и пошла вниз по тропинке, чувствуя, как пылает ее лицо.

Он легко догнал ее, собаки шли следом за ним.

– Не надо так остро реагировать. Ты можешь упасть.

И сломать шею, подумала она горько. Ах, бедняжка, Джоанна!

– Куда ты шел?

– Я провел последние дни взаперти в залах заседаний и в самолете, – ответил он коротко. – Мне нужно было проветриться… и подумать.

И погоревать, поняла она с внезапным раскаянием.

Они спускались по холму, и сознание того, что Габриель идет за ней, наполняло ее страхом. Если она оступится, он придержит ее за руку, и ее защитный барьер рухнет.

Она почувствовала, что нужно что-нибудь сказать. Чтобы нарушить тишину.

– Тебе надо было позвонить и сообщить, когда тебя ждать.

– Я решил не делать этого, – беспечно отозвался он. – Вдруг бы ты поменяла замки.