Шэрон Кендрик - Итальянский любовник

Но теперь… Все, чего она сейчас желала, – прикоснуться к нему. Заново открыть для себя кончиками пальцев очертания его строгого твердого лица. Нежно проводить пальцами по его шелковистой коже. Она непроизвольно сглотнула и посмотрела на него умоляющими глазами, пока он нежно и осторожно клал младенца ей на руки.

– Ты не должен так баловать меня. Правда, Лука.

– Но мне нравится это делать, – сказал он.

Ситуация, как он теперь понимал, должна измениться. Но происходило это не слишком быстро. Когда Ева была беременна, все было просто, как дважды два. А теперь он заставлял себя воспринимать ее как женщину, еще не оправившуюся после беременности. Это помогало ему задвинуть в угол сознания тот факт, что для них больше не должно существовать барьеров, что они мужчина и женщина, живущие вместе. Но при этом пока еще они так далеки друг от друга.

Их взгляды встретились на несколько долгих, сбивающих с толку секунд. Ева испытала неожиданное напряжение, повисшее в воздухе, словно грозовое электричество. Неужели они опять сделают вид, что не замечают этой грозы? Исчезнет это напряжение или будет только усиливаться?

– Лука…

Малыш начал капризничать, и Лука понял, что ему следует поскорее убираться из комнаты. Если он останется, то непременно сделает то, чего клялся не делать.

– Покорми его, – коротко сказал он, и ему не было необходимости замечать, как потемнело ее лицо, чтобы понять, что он ее обидел.

Темно—зеленые наряды кипарисов на фоне голубого неба и старинные каменные стены пролетали, как расплывчатые пятна.

Ева, удобно облокотившись на сиденье, изучала сельский пейзаж за окном.

– Все дороги ведут в Рим, – мечтательно сказала она.

Лука изобразил на лице довольную улыбку. Он задавал себе вопрос, когда произошла эта перемена.

Когда он впервые ее заметил? Это было похоже на рост цветка. Как цветку нужен срок, чтобы проклюнуться и зацвести, точно так же необходимо время, чтобы произошли перемены. Торопить ничего не следует. У всех явлений свой ритм. Для мужчины, который привык получать все, что пожелает, по одному щелчку пальцев, это было хорошим уроком.

– И, конечно же, все дороги ведут из Рима, – пробормотал он. – Как, кстати, и та, по которой мы едем!

Она обернулась и посмотрела на Оливьеро, мирно спавшего в детском автомобильном креслице. Сегодня на нем был крошечный костюм моряка из хрустящего белого хлопка, на котором были вышиты якоря.

Конечно, это было не совсем то, что она выбрала бы для ребенка на каждый день, но она уже успела заметить любовь итальянцев к тому, чтобы наряжать своих младенцев по последнему писку моды. К тому же они с Лукой направлялись на званый завтрак к Патрицио и Ливви, в их загородный дом, а подобная ситуация обязывала купить ребенку новую одежду.

– Он выглядит таким сладким, правда?

– Еще каким сладким! – снисходительно сказал он. – Abbastanza buon mangiare. [14]

– Как это переводится?

– Попробуй сама.

Ева нахмурилась. У нее случился перерыв в занятиях итальянским, но все же прогресс был заметен, поскольку Лука был серьезным надсмотрщиком.

– "Buon" значит "хороший".

– Si.

Она еще больше сморщила лоб.

– "Mangiare" значит «есть». Не так ли?

– Это переводится, как "слишком хороший, чтобы есть".

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Видишь, я ничему не могу тебя научить. Я плохой учитель, Ева!

Она почувствовала, что обстановка начинает накаляться, и решила не подливать масла в огонь. Она была уверена, что он многому мог ее научить. Не только итальянскому языку. Они с Лукой, к счастью или нет, уже научились жить под одной крышей в относительном мире и согласии. По крайней мере, как мужчина и женщина, если не как муж и жена. Как им удавалось оставаться друзьями и любящими родителями, но при этом полностью игнорировать то, что рядом существуют страстный мужчина и до обморока влюбленная женщина?.. Как долго это могло продолжаться?

Она украдкой взглянула на Луку, который негромко выругался на итальянском, поскольку на дороге откуда—то неожиданно возник козел. Лука был великолепен. Он ненавидел кондиционеры в машинах и поэтому всегда оставлял окно открытым. Теплый, благоуханный воздух врывался в салон и трепал его волосы. Рукава его рубашки были закатаны, демонстрируя темную поросль на сильных руках, а блеклые джинсы прекрасно сидели на мускулистых бедрах.

Он был горячим и страстным мужчиной. И тем не менее…

Оливьеро исполнилось шесть недель, а Лука так и не делал никаких шагов ей навстречу. Как долго он еще намерен соблюдать этот обет безбрачия? Может, кто—то из них опасался, что начало сексуальных отношений положит конец той хрупкой дружбе и доверию, которые они так долго строили. Можно ли сделать первый шаг, пусть самый робкий? Ее терзал страх, что ее могут отвергнуть. Больше всего она боялась притворяться перед ним, что для нее это просто секс, а не безумная любовь. Она судорожно боялась признаться ему, что мечтает лишь об одном – об ответной любви.

Но она хотела слишком многого.

Лука повернулся к ней и широко улыбнулся.

– Ты в предвкушении встречи?

Она вздрогнула, опасаясь, что он читает ее мысли.

На самом деле она сгорала от желания крикнуть, чтобы он остановил машину, и броситься в его объятия.

– О да. Мне очень нравятся Патрицио и Ливви. Мне симпатичны все твои друзья.

– Теперь они и твои друзья тоже.

– Надеюсь.

Друзья, конечно. Но пока условные, она это понимала. Они исходили из очевидного факта, что она жена их друга. Рано или поздно кто-нибудь узнает, какие фальшивые у них отношения. И что тогда?

Лука притормозил, осторожно спускаясь по ухабистой дорожке, ведущей к невысокому домику на ферме. Издалека он напоминал птичье яйцо, лежащее в великолепном зеленом гнезде. Около дверей амбара бегали куры, а где—то неподалеку ворковали голуби.

Лука выключил зажигание и взглянул на Еву, отстегивающую ремень. На ней была простая одежда полотняная юбка по фигуре и короткая футболка цвета нефрита. И все равно ей удавалось выглядеть ходячей секс—бомбой. Даже если бы на ней был мешковатый наряд эскимоса от макушки до щиколоток.

– Ты вернула свою прежнюю фигуру, сага, – сказал он с оттенком восхищения. – Одежда сидит на тебе идеально.

Ну и зачем, спрашивалось, надо было говорить ей об этом в столь неурочный момент? Он сделал ей комплимент, который оставит ее раздосадованной и неудовлетворенной в течение всей пирушки. В какую игру, черт подери, он играет?

– О чем ты! Это старые тряпки, – отшутилась она, – ты возьмешь сына на руки? Или мне его нести?

Угольно—черные глаза заблестели.

– Может, еще подеремся, кому достанется честь нести ребенка? – бросил он с оттенком шутливого вызова.