Кэтрин Джордж - Кровные узы

— Что я, должно быть, совсем потеряла от любви голову, иначе не внушила бы себе такой вздор!

Он рассмеялся и сразу стал моложе и больше похож на того Эдуардо, которого она знала.

— Это правда, Кэтрин?

— Если ты имеешь в виду полную потерю мозгов, то да, правда.

— Я не это имел в виду, ну да ладно. — Глаза его смеялись.

Кэтрин с трудом вспомнила, о чем шла речь.

— Да, так вот… мы выяснили, кем не был мой отец, но ты меня не спросил о том, кем же он все-таки был.

Эдуардо покачал головой.

— Нет необходимости рассказывать об этом мне, Кэтрин. Поскольку твоя мама хранила свой секрет так долго, наверное, только ты должна о нем знать. Меня волнуешь лишь ты, а не твой отец.

— О, Эдуардо, какие прекрасные слова! — Она ослепительно улыбнулась, и счастливый блеск ее огромных янтарных глаз внезапно переполнил чашу его терпения, сломал железную выдержку.

— Я умру, если не обниму тебя сейчас, — глухо пробормотал он, схватил ее в объятия и приник губами к ее рту. Они с трепетом прильнули друг к другу, отдаваясь ласке рук, нежности губ, до безумия благодарные судьбе за эту близость, за возможность выражать чувства, которые, казалось, должны были стать запретными навсегда.

— Deus, — с трудом вымолвил Эдуардо, оторвавшись от ее губ, чтобы еще раз взглянуть на нее. — Я не могу поверить, что это правда, что ты в самом деле здесь, со мной, в моих объятиях. Когда я обернулся и увидел тебя на пороге, мне показалось, что ты fantasma — прекрасный призрак, вызванный моим одиночеством.

Кэтрин уткнулась лицом ему в плечо.

— Я не призрак, Эдуардо. Дрожащей рукой он погладил прикрытое шелком бедро.

— Е verdade, meu amor. Ты из плоти и крови. Как и я, — хриплым шепотом добавил он.

Кэтрин подняла к нему улыбающееся лицо.

— Я это заметила.

Его глаза предупреждающе сузились.

— А поэтому возвращайся в свой угол дивана, а я сяду как можно дальше, чтобы только смотреть, но не дотрагиваться до тебя.

— Ну вот, испортил все удовольствие! — поддразнила его Кэтрин и тут же посерьезнела. — В любом случае, Эдуардо, я должна рассказать тебе о своем отце, прежде чем мы пойдем дальше… — Она запнулась, покраснев до корней волос. — Я хотела сказать…

— Я прекрасно понял, что ты хотела сказать, — ласково заверил он ее, а потом крепко сжал ей пальцы. — Думаю, мы все-таки можем позволить себе держаться за руки, nao е?

Кэтрин была рада его сильному, такому родному пожатию — ей как будто легче стало приступить к своему рассказу. Барбара Уорд была в шоке, застав свою дочь в самом жалком виде — несчастной и измученной. Как только она узнала причину ее страданий, она тут же выложила ей всю правду, признавшись, что стыд и ощущение своей вины за роман с мальчиком вдвое ее моложе причинял ей такую боль, что она не в состоянии была вообще на эту тему говорить.

— Как я и подозревала с самого начала, — продолжала Кэтрин, — ее любовником был ученик той школы, где она работала воспитателем. Мама, правда, преувеличивает, говоря, что он был моложе ее вдвое. Ему исполнилось девятнадцать, ей — тридцать один.

Том Уайльд был американцем. Перед поступлением в Гарвард он был послан своим отцом-англофилом на год в английскую школу.

Учился он блестяще, был прекрасным спортсменом, его любили все — и сверстники, и педагоги. Перед самым возвращением домой он внезапно заболел жесточайшим гриппом.

Школа уже закрывалась на каникулы, и учителя почти все разъехались отдыхать кто куда. Барбара Уорд, у которой не было никаких определенных планов насчет отпуска, вызвалась присмотреть за больным и отправить его домой, как только он более-менее оправится.

— Я видела, насколько ей трудно было рассказывать, как все случилось, — тихо продолжала Кэтрин. — Похоже, они остались вдвоем на целых три недели. Он был не только красивым, но и рано повзрослевшим юношей, а она — очень привлекательной женщиной. И неизбежное произошло.

Эдуардо сочувственно нахмурился.

— И все же лучше бы она поделилась с тобой раньше.

— Ее можно понять, мама была воспитана истинной католичкой. Соблазнить ученика, да еще будучи его воспитательницей… в таком огромном грехе трудно кому-либо признаться, а тем более своей дочери.

— Поскольку я уверен, что твоя мама была красавицей, а этот Том Уайльд — нормальным здоровым парнем девятнадцати лет, — сухо заметил Эдуардо, — полагаю, особенно соблазнять его не пришлось.

Кэтрин печально улыбнулась.

— Ты прав. Молодежь в моем колледже особенной стыдливостью не отличалась! Он рассмеялся.

— Е verdade — я и сам, не забывай, когда-то был студентом! Но, Кэтрин, — добавил он, — почему мама так и не сообщила ему о тебе? Неужели о браке вообще и речи не было?

— Я уверена, что эта мысль даже не приходила ей в голову. Он был молод, умен, его ждала блестящая карьера. Мама ни за что не пошла бы на то, чтобы сломать ему жизнь. Кроме того, она считала — и до сих пор считает, — что во всем была лишь ее вина.

— А сейчас? — осторожно спросил Эдуардо. — Ей что-нибудь известно о твоем молодом отце, queridal Как его блестящая карьера?

— Это очень грустная история. Вместо того чтобы поступить в Гарвардский университет, он, против воли отца, сразу же по возвращении в Штаты завербовался в армию. Он написал моей маме, уже направляясь во Вьетнам. Позже мама узнала, да и то от заведующей школы, что его убили во время одного из боев.

Эдуардо поднес ее руку к губам и прильнул поцелуем, полным сочувствия.

— Трагическая и напрасная гибель совсем юной жизни.

— Как и гибель Исабель, — грустно согласилась Кэтрин и внезапно вскочила. — Да, чуть не забыла!

— Куда ты? — заволновался он.

— Я кое-что привезла показать тебе. Но это наверху, в спальне. Я сейчас, мигом.

— Нет, Кэтрин! — возразил он и тоже вскочил на ноги. — Не хватает тебе еще бегать босиком по холодным плитам. Я тебя отнесу.

— Слишком далеко, — отчаянно запротестовала она, — и я очень тяжелая…

— Bobagem, — решительно ответил Эдуардо, поднимая ее на руки. — Но только не спорь и не сопротивляйся, мне нужно донести тебя в целости и сохранности!

Когда он поставил ее у двери на ноги, дыхание его сбилось, грудь яростно вздымалась и опускалась. Переводя дух, он прислонился к косяку. Да и Кэтрин чувствовала себя не лучше, такая галантность, а еще больше его объятия совсем ее смутили.

— Ну вот, я говорила, что я тяжелая! — с укором повторила она.

— Дело не в этом, — отрывисто сказал он. — Просто, когда я держу тебя в своих руках, mei amor, у меня перехватывает дыхание.

Взгляды их встретились, да так на какое-то время и застыли. Затем, словно опомнившись, она поспешно отвернулась и принялась рыться в своем чемодане. Вынув из пухлого пакета большую библию в кожаном переплете, она с загадочным видом протянула ее Эдуардо.