Сьюзен Нэпьер - Избранница Фортуны

Легко сказать! Финн страшно расстроился, задев разбитым плечом о дверь лифта, и, добравшись до квартиры, был способен только на то, чтобы, стеная, завалиться в постель. Сэм, с одним неоткрывающимся и другим налитым кровью глазом, глупо улыбаясь, предложил Мэгги сварить кофе, но, поскольку он никак не мог вспомнить, где находится кухня, Мэгги милостиво сообщила, что он уволен. Выразив неподдельную признательность, Сэм поплелся вслед за Финном.

Ник стоял, покачиваясь, посреди кухни и смотрел, как Мэгги достает кофе.

Его сентиментальное настроение сменилось мучительными стонами, когда Мэгги злорадно нажала на кнопку кофемолки.

– Ты выглядишь ужасно, – сказала она с удовлетворением. – Может быть, сядешь, пока не упал? – Она подтолкнула ему стул, и он рухнул на него, едва не промахнувшись.

Редко наведываясь на кухню, Мэгги плохо представляла, где что лежит, и неуверенным поискам вовсе не помогала пара темно-серых глаз, неотступно следивших за каждым ее движением. К тому времени, когда чашка черного кофе стояла перед гостем, Мэгги уже превратилась в комок обнаженных нервов.

– Пей же, – бросила она, увидев, что он продолжает сидеть неподвижно.

– Я не хочу никакого кофе.

Мэгги рассвирепела.

– Так почему же ты сидел тут, пока я с ним возилась?

Он весело улыбнулся. Она вдруг поняла, что его глаза далеко не такие бессмысленные, как казалось.

– Ник, чего ты хочешь? Ты же сам настоял на том, чтобы войти в дом. Ник?

– Чего я хочу? – Он медленно покачал головой. – Ты знаешь, чего я хочу, Мэгги.

– Если бы знала, не спрашивала.

В его глазах появился алчный блеск.

– Тебя.

– Меня? – Мэгги уставилась на него, чувствуя, как екнуло в груди сердце.

Он пьян. Гмм… что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Разговорить его? Нет-нет, гадко было бы выведывать у него что-нибудь, когда он находится в таком беспомощном состоянии. Кто знает, какие тайны могут открыться! Ее сердце забилось еще сильнее. – Ты хочешь меня? Почему?

– Потому что… – Он неопределенно помахал здоровой рукой.

– Потому что – что? – вкрадчиво спросила она, придвигаясь ближе и наклоняясь к нему. Плевать, гадко это или хорошо – она должна знать…

– Потому что я… – Он запнулся, и на лице его отразилось смятение. Потому что ты ведьма, Мэгги Коул, – невнятно объяснил он. – Потому что я… я…

– Ты – что? – Она старалась говорить мягко и ласково, хотя на самом деле готова была силком выжать из него тайну. Не хочет ли он признаться, что влюбился в нее? – Говори смелей, я никому не скажу.

– Я… я… я хочу лечь…

И он сполз со стула на голубую плитку пола.

Ник Фортуна вышел из строя.

Снова заложило уши, и Мэгги сглотнула. На соседнем сиденье тихо похрапывал Томас. Он проспал почти все одиннадцать часов полета из Лос-Анджелеса, утомленный впечатлениями от Диснейленда.

Мэгги покосилась на него с завистливой улыбкой. Ощущение неуверенности, не покидавшее ее в новом, незамужнем состоянии, заставляло бодрствовать на протяжении двух плохих фильмов и безразлично поглощать очередные порции еды.

Казалось, она носила свой Диснейленд в себе – то возносясь в небо, то низвергаясь в пропасть.

Не числя терпеливость среди своих достоинств, Мэгги решила, не дожидаясь возвращения, выложить перед Финном свой сюрприз. Исполненная самодовольства, она позвонила из офиса судьи, едва получив в руки плотный листок бумаги, свидетельствующий о том, что их семьи больше не существует.

Сначала ей показалось, что Финн снова упал в обморок. Обретя наконец дар речи, он обрушился на нее с упреками за безвкусную шутку. Только Томас, взяв трубку, смог убедить его, но и это не сняло гнев без остатка. С ним могли бы по крайней мере посоветоваться. Он мог бы по крайней мере приготовиться. Но Мэгги различала нотки облегчения Все наконец завершилось, и тяжкая ноша ответственности свалилась с его плеч. По телефонному проводу носились бешеные импульсы печали и радости. Закончилась эра потрясающей игры, которую они вели с молодым энтузиазмом. Пришло время зрелости.

В данный момент Мэгги не чувствовала себя зрелой. Она чувствовала себя очень юной и неуверенной. Правда и ее последствия… она избегала их так долго, что почти уверилась, будто день разоблачения не настанет никогда.

Огласка будет болезненной, и Марюсам с Патти станут рвать и метать, но почему-то эта двойная угроза утратила свою силу над ней. Боялась Мэгги – и очень боялась – Ника. Это Ник имел для нее значение. При всем своем богатстве и власти он был очень одинок и только с дочерью связан какой-то эмоциональной близостью. Кто поможет ему пережить чувство потери, ярости и боль предательства? Кто умерит страдания от поступка дочери, который он неизбежно воспримет как отвергнутую – вслед за матерью – любовь? Сердце Мэгги болело за него… и за себя, потому что она последний человек, к которому он обратится.

Пять ночей назад, когда он заснул, свернувшись на полу ее кухни, Мэгги потребовались все ее физические силы, чтобы оттащить его в гостиную и уложить на белом кожаном диване, стараясь при этом не повредить повязку на правой руке. Диван был длинный, но узкий, и Мэгги боялась, что он свалится, попытавшись повернуться, поэтому затолкала под него побольше подушек и туго подоткнула мягкое кашемировое одеяло после того, как стянула туфли и носки.

Потом какое-то время постояла на коленях, глядя, как медленно и ровно поднимается и опускается широкая грудь, и откровенно любуясь, благо он не мог ее на этом поймать, смягчившимися линиями грубого лица. Неохотно поднявшись, чтобы идти спать, она позволила себе один долгий поцелуй в чувственно приоткрывшиеся во сне губы. Он пошевелился, и Мэгги затаила дыхание, но, к ее разочарованию и облегчению, снова утих, чуть улыбаясь во сне.

Проснулась она с таким ощущением, будто и не засыпала. За окном было уже светло, но час – ранний, гораздо более ранний, чем те, в которые Мэгги обычно открывала глаза, особенно после бессонной ночи. Она перевернулась и сонно вгляделась в темный силуэт, раздвигающий шторы. Из окна открылся прекрасный вид на городской залив и хлынули потоки теплого летнего света.

Она зажмурилась.

– Ради всего святого, Сэм, это что же, вроде извинения за вчерашние излишества? – простонала она, зарываясь лицом в груду подушек. – Считай, что ты прощен, и дай мне поспать.

– Сэм? Так ты обычно просыпаешься с этим мужчиной, Мэгги?

Мэгги резко села в кровати, отбросив с глаз тяжелые пряди волос и подтягивая простыни к груди.

– Ник! Ч-что ты здесь делаешь?

– Я подумал, что было бы крайне невежливо с моей стороны уйти, не поблагодарив хозяйку… особенно после той нежной заботы, которую она проявила, когда я был в ее власти. Я сварил кофе. – Он поставил чашку на тумбочку.