Шэрон Кендрик - Мужчина для нее

К парадной двери вела лестница, окрашенная в зеленовато-синий цвет. Он поставил чемоданы и открыл дверь.

— Я устрою тебе ознакомительную экскурсию по дому, хорошо? — предложил он, когда Абигейл проследовала за ним в холл.

— Спасибо, — слабо ответила она. Она уже не помнила, каким представляла себе место, где мог бы жить Ник Харрингтон, но явно другим. Он так мастерски управлялся с микроволновкой, что она решила, у него современная квартира свободной планировки, с прозрачной стеной, выходящей на реку, и с обтекаемой формы неудобной мебелью.

Но в этом доме все было изящно, все в меру. Высокие потолки с искусными лепными украшениями.

Светлые комнаты, в которых было удивительно тихо. Кто бы мог подумать, что шумные улицы Лондона всего в нескольких шагах отсюда?

— Кухня находится внизу, в полуподвале. Это гостиная, и она выходит в сад. Большую комнату на первом этаже я использую как офис, но она довольно уютна. Гостиная находится на следующем этаже, и ванная тоже, а затем, над ними, — спальни. Лестница заставит тебя сохранять хорошую форму, — заметил он с усмешкой, когда они достигли верхнего этажа.

— А что, разве я не в хорошей форме? — немедленно спросила она.

— Не напрашивайся на комплимент, — сухо одернул ее Ник и распахнул дверь одной из спален: Твоя!

Это была большая светлая комната, с огромным окном, выходящим в зимний сад, где под кипарисом таинственно журчал маленький серый фонтан. На стенах висели изысканные акварели, на кровати лежало покрывало с изящной вышивкой, но Абигейл едва ли все это заметила: ее внимание приковала маленькая скульптура из глины, стоящая на подоконнике.

Это была лошадь — в движении, схваченном в момент галопа, с раздувшимися ноздрями, напрягшимися мускулами. Довольно топорно, неумело вылепленная вещица, но Абигейл не видела ее почти пять лет.

Она сама слепила ее для Ника. На Рождество.

Тогда в этом заключалась какая-то доля шутки.

Абигейл любила лошадей, но они почему-то вызывали у нее безотчетный страх. Филип обещал ей собственную лошадь, но только в четырнадцать лет девушка собралась с духом, чтобы начать брать уроки. Знакомство с этими огромными, мощными созданиями, фыркающими, выдыхающими горячий воздух, безумно ржущими, запомнилось ей на всю жизнь.

Именно в то время, на каникулах, Ник дразнил и дразнил ее этим, и, чтобы показать ему, что она не обращает на его подкалывания внимания, Абигейл слепила для него статуэтку и подарила на Рождество.

— Она подняла ее дрожащими пальцами, пытаясь убедить себя, что дело лишь в неожиданном напоминании о детстве. Но почему так предательски повлажнели глаза? Да она вот-вот расплачется! Она тронута тем, что Ник хранил эту вещь?

Абигейл подняла на него полные слез глаза.

— Ник? — прошептала она и, к ее крайнему изумлению, прочла на его лице то, что чувствовала сама, Ник Харрингтон выглядел так, будто его тоже переполняли чувства.

Но прошла секунда, и к нему вновь вернулся обычный апломб. Правда, голос его звучал почти ласково, когда он обратился к ней:

— Плачь, если чувствуешь, что тебе это нужно, милая. Но поверь! Я ее поставил туда не для этого.

— А з-зачем же ты поставил ее туда? — запинаясь, спросила Абигейл.

Его глаза были яркими и мягкими, как зеленый бархат.

— Я подумал, что ты можешь чувствовать себя потерянно и тосковать по дому, что тебе необходимо иметь что-нибудь из твоего прошлого. Это своего рода приветствие, если хочешь.

Она широко открыла глаза:

— Ты планировал привезти меня сюда с собой, Ник?

— Конечно, планировал.

— А что, если бы я сказала «нет»?

— Ты не в том положении, чтобы отказываться от помощи, ведь так? И даже если бы ты сказала «нет», заявил он уже с довольно явственной угрозой в голосе, — я не собирался потакать твоим капризам. На этот раз — нет! добавил Ник, и по враждебному блеску его глаз она поняла, что он имеет в виду.

Статуэтка, несмотря на все свое несовершенство, явно несла на себе отпечаток энтузиазма юности. Абигейл вспомнила лицо Ника, когда в утро Рождества он открыл подарок, — нескрываемая радость промелькнула на его лице, едва он развернул упаковочную бумагу. А ведь он был человеком, редко позволяющим себе выказывать чувства — даже в Рождество, когда он присоединялся ко всей семье за завтраком, который он помогал готовить своей матери. То, что он всегда делал это с ее молчаливого согласия, было для Абигейл теперь совершенно очевидно.

Какой пыткой, должно быть, было для столь честолюбивого молодого человека исполнять роль подобострастного слуги — независимо от того, как добры были к нему Филип и ее мать. Не по собственной вине Ник вынужден был принимать покровительство, какими бы благими намерениями оно ни было продиктовано. Что же должен был переживать человек с такой болезненной врожденной гордостью, как у Ника? Как он сумел пройти через это?

Почему-то в последние годы Абигейл убедила себя, что их с Ником отношения построены на недоверии и даже ненависти. Теперь все виделось по-другому у них были не только проблемы друг с другом, бывали и хорошие моменты…

Ник пристально смотрел, как ее пальцы медленно гладили неровную глину.

— У тебя такой вид, будто ты далеко отсюда…

— Я и была далеко. Вспоминала, как дарила тебе это.

— На Рождество. — Он усмехнулся. — Потом мы поскандалили. Ты помнишь?

— Поскандалили? Из-за чего?

Уголки его губ уже грозили подняться в улыбке.

— Из-за юбки.

— Да!

Она вдруг вспомнила, из-за какой юбки.

В то время была мода на мини, но для Абигейл это послужило лишь оправданием. Купленная в самом модном магазине в Лондоне, новая юбка вызывающе обтягивала бедра.

В четырнадцать лет Абигейл, как и большинство девочек ее возраста, была полна переживаний о том, как выглядит. Ей просто необходимо было потрясти актеров, которых тогда пригласил Филип.

Она все вертелась перед зеркалом в своей спальне, восхищаясь мудрым решением надеть эту юбку, когда внезапно ее глаза что-то уловили в зеркальном отражении.

Она выскочила на балкон и посмотрела вниз, заслоняя рукой глаза от яркого калифорнийского солнца. Внизу, у кромки бассейна, стоял Ник, и в его черных волосах блестел солнечный свет.

Он долгую секунду ошеломленно смотрел на нее, затем исчез. Минутой позже Ник без стука вошел в ее дверь, лицо мрачнее тучи, а глаза уже скользили по узкой и короткой экипировке.

— Какого черта ты так оделась? — Ник грозно ринулся на нее.

Сомнения — надевать юбку или нет — сразу исчезли. Но что это за возмутительный тон?

— Как это смотрится? — сладким голосом пропела Абигейл, делая пируэт.

— Сними! — прорычал Ник.

Уже не раздумывая, она ответила в том же духе, в каком могли бы ответить ее не по годам развитые одноклассницы. Положив руки на уже сформировавшиеся бедра, Абигейл промурлыкала: