Ольга Лазорева - Аромат рябины

— Ты пьяна, дочь! — грозно сказала она. — Не щадишь ты нас с отцом! Где ты шлялась полночи? И почему мобильный отключила?

Зина, не отвечая, осторожно обошла ее и направилась в свою комнату. Она села на диван, опустив голову. Ждала, что сейчас мать ворвется к ней и устроит разнос. Но ничего не происходило. Она лишь слышала приглушенный голос отца в коридоре. Он что-то сердито выговаривал Лидии Игнатьевне, та отвечала не менее сердито. Потом все стихло. Зина подняла голову и увидела свое отражение в зеркале шкафа напротив. Она внимательно посмотрела в свои яркие глаза, машинально отметив еле заметные морщинки в уголках.

«Мне двадцать шесть лет», — подумала она, чувствуя странную грусть.

Опьянение начало проходить, и ей становилось на душе все противнее.

— И что дальше? — спросила она вслух и встала.

Подойдя к окну, выглянула на улицу. Ночь была тихой, город спал под тускло мерцающими в темном небе звездочками. Кое-где светились окна и редкие фары машин, скользящих по дороге. На пустынной улице показалась пара в спортивных костюмах. Впереди шустро бежал фокстерьер.

— И что дальше? — вновь спросила Зина, провожая глазами пару, весело о чем-то переговаривающуюся.

На душе становилось все более тоскливо. Она прекрасно понимала, что мать навсегда останется матерью, что в сорок шесть лет никого не переделаешь, что это бессмысленно, но все равно так дальше продолжаться не может. Она пыталась принять какое-то решение, но ситуация казалась безвыходной. Зина отошла от окна, легла на диван и горько разрыдалась.

Утром Зиночка впорхнула в офис, яркая и хорошенькая, как всегда. Она поздоровалась со всеми, отдельно ни к кому не обращаясь. И уселась за свой рабочий стол.

— Ну просто мотылек, — заметил один из мужчин. — Беззаботна, как обычно.

— А какие могут быть у стервы заботы? — тихо заметил другой.

И они, переглянувшись, рассмеялись.

Края черного пакета для мусора загибались за ободок помойного ведра, образуя причудливо замятую поблескивающую юбочку. Капельки застывшего томатного соуса казались красными букашками, неподвижно сидящими на этой юбочке. Из ведра торчало немного вбок, как дуло из окопа, узкое горлышко стеклянной бутылки от вина. С него свисали увядшие потемневшие стебельки петрушки вперемежку с засохшими сморщившимися нарциссами.

Из-под гладкого бока бутылки остро блестела измятая серебристая фольга обертки от шоколада. Из-под нее словно выползали, змеясь, кольца грязно-коричневой картофельной шелухи. На них побуревшими фрагментами плоти лежали обрезки мяса. И тут же сочно зеленели кружочки срезанных огуречных попок. Очистки от шампиньонов, казавшиеся обрывками серой тряпки, валялись на ворохе золотистой луковой шелухи. Кое-где мягко белела мука, которую стряхнули с рук.

По центру возвышался изрезанный оранжевый пустотелый шар, получившийся из толстой кожуры, аккуратно снятой с целого апельсина. На нем растянулся презерватив клубничного цвета.

Дверца под раковиной приоткрылась, и изящная женская рука с длинными наманикюренными пальчиками на секунду, словно задумавшись, замерла над презервативом. Потом пальчики разжались, и в ведро упала туго свернутая белая прокладка с проступающими по краям бурыми пятнами…

Моя дочь Катя, студентка последнего курса филологического факультета пединститута, начала работать в школе. Она устроилась в физико-математический лицей, где были только 10 и 11-е классы. Часто она брала тетрадки с сочинениями домой для проверки. Мне доставляло удовольствие наблюдать, как она иногда буквально давится смехом, читая эти творения. Периодически Катя отрывала голову от тетрадей и цитировала вслух особо примечательные места.

— Ты возьми и выпиши все это в отдельную тетрадь, — как-то посоветовала я. — А потом загони юмористам по бешеной цене. Даже Задорнову такое в голову не придет!

И Катя последовала моему совету, по крайней мере первой его части. Я, разумеется с ее согласия, решила опубликовать то, что получилось.

«Островский правильно сделал, что утопил главную героиню»

«Островский продемонстрировал в «Грозе» подлость самодуровых, двуликость Екатерины и любовь».

«Всякие попытки Катерины найти ответ в сердце мужа разбиваются о грубость его интересов».

«Тихон нагнетает тучи в жизни Катерины своей безвольностью, безответственностью, своей низкой целью напиться и уйти от проблем своей жены».

«Она все это терпит до тех пор, пока в ее жизни не появляется Борис и навязчивая идея об исповеди о своей измене мужу».

«Дело в том, что ее характер, привыкший к свободе, уже не мог вынести такого своего положения».

«Ее самоубийство было давно запланировано, она о нем мечтала, мечтала полететь, как птица».

«Ей надо было бросить Тихона и, последовав примеру Варвары, сбежать с любимым куда подальше (чтоб липкие щупальца темного царства не достали)».

«Из-за денег Дикому не хочется отдавать часть наследства племяннику и племяннице, и он старается сделать это обоснованно: орет на Бориса».

«Катерина пыталась нести идею луча света, но Волга ее остановила».

«После великого падения Катерины на голову Кабановым изменилась только ее жизнь».

«Как могла такая красивая, хрупкая, нежная женщина снаружи оказаться такой сильной, мужественной и честной внутри?»

«Проведя аналогию с нашим временем и отталкиваясь от распространенной характеристики Катерины (Добролюбов, например), можно с уверенностью утверждать, мы (мое поколение, например) — луч света в темном царстве наших родителей и прародителей».

«Катерина понимает, что эта мечта скорее всего не сбудется, однако главная героиня полна надежд в лице Бориса».

«Рассмотрим будни Катерины. Муж после вчерашнего запоя не может сказать ничего внятного».

«В итоге Катерина представляет собой загнанную мышь, которая на грани сумасшествия от ультразвука».

«Катерина бросается в Волгу и этим побеждает Кабаниху».

«Запах озона после грозы напоминал трупный запах Катерины».

«Карандышев вообще был в ярости и все четвертое действие ходил с пистолетом, ища Паратова для серьезного разговора».

«Лариса гибнет в процессе внутреннего противоречия».

«Лариса — чайка, парящая между богатыми купцами, и игрушка в руках купцов».

«Лариса является чайкой над океаном реального мира, со всеми его пошлостями, ворами, отстоями и другими минусами».

«Для нее теперь лишь смерть — выход из ситуации, избавление. И это избавление приходит в виде разъяренного Карандышева».

«Любовь Ольги и Штольца стремительна: они стремятся друг к другу и поэтому не расстаются, а женятся».