Бобби Хатчинсон - Свадебное меню

– Эрик. – Ее хрипловатый голос звучал завлекающе. – Конечно, обязательно поставь музыку, но потом иди и садись рядом со мной, хорошо, Эрик?

Так она в конце концов оказалась у него в объятиях и удовлетворенно вздохнула, когда их губы встретились. Но этот вздох превратился почти во вскрик, когда он завладел ее ртом с бурной, неудержимой страстью, побудившей ее собственное желание выплеснуться из сокровенных глубин навстречу его неистовому поцелую.

Крутые холмы его мышц дрожали под ее прикосновением, и она провела руками по его плечам, потом вниз по груди, ощущая под пальцами бешеный стук его сердца. Его ладони, распластанные у нее по спине, притянули ее еще ближе к нему, он оторвал ноги от пола и вытянулся на диване, а она оказалась лежащей на нем, ее ноги между его ногами, и только грубая ткань джинсов отделяла их тела друг от друга.

– Фрэнки… – Он едва слышно выдохнул ее имя пересохшим от страсти горлом. – Если ты хочешь прекратить это, то лучше скажи прямо сейчас, потому что еще несколько минут, и…

Его затвердевшая плоть пульсировала у нее под бедрами, и желание обдавало ее волнами жара. Она пошевелилась, будучи не в силах сдержать волнение, и он пробормотал какое-то проклятье.

– Фрэнки? – Вопрос прозвучал резко, отчаянно. Его дыхание стало быстрым и коротким, но он держал себя в руках. – Ты этого хочешь?

Он давал ей возможность принять окончательное решение, и теперь, когда момент для этого наступил, ее охватила радость. Ведь действия гораздо эффективнее слов. И ей теперь не придется придумывать, как предложить ему завести с ней роман. Она может просто начать его – прямо здесь и сейчас.

У нее был какой-то миг страшного сомнения, но она напомнила себе о принятом решении. Это ведь то, что ей нужно, то, что она мысленно себе представляла и чего хотела, разве не так? Еще ничто и никогда не создавало у нее ощущения такой неизбежности, как это.

Очутиться у него в объятиях было все равно что вернуться домой после долгого и трудного путешествия. И помимо страсти она ощущала удивительное чувство полной защищенности.

Постепенно она заставила себя расслабиться.

– Да, Эрик. Да, – прошептала она возле самого его уха. – Люби меня, пожалуйста.

Фрэнки была теплой и гладкой на ощупь и состояла из выпуклостей, мягких равнин и соблазнительных впадин, а Эрик налит силой и каменно-тверд, его мышцы вибрировали под изучающими прикосновениями ее пальцев.

– Долой эту одежду…

Несмотря на силу желания, обуревавшего их обоих, он раздевал ее медленно, с нежной осторожностью; ему пришлось сесть, чтобы расстегнуть ее шелковую рубашку и снять ее.

– Проклятье, мои пальцы слишком толсты для этих пуговиц.

Его руки немного дрожали, и расстегивание крошечных пуговиц стоило ему немалых усилий. Он губами прослеживал медленно открывающуюся дорожку, заставляя ее делать резкий вдох каждый раз, когда его горячий рот скользил по ее чувствительной коже.

– Вот это… – выдохнул он, проводя пальцами по шелковистой ткани ее камизоли. – Испорченная девчонка, так ты нарочно выставляла это, просто чтобы свести меня с ума?

Фрэнки кивнула, и зеленый оттенок его глаз сгустился до изумрудного. Его губы отыскали соски, едва прикрытые теперь шелковым кружевом, и он языком стал щекотать каждый набухший бутон, пока она не начала извиваться.

– Мне нужно, чтобы ты хотела меня, Фрэнки.

– Я хочу. Хочу тебя так, что не могу сказать словами…

Наконец и этот последний предмет одежды соскользнул к ней на талию, и у него перехватило дыхание, когда он стал пожирать глазами ее округлые, роскошные груди.

– Боже, как ты прекрасна! Просто невероятно, какая ты красивая.

Его слова доставили ей особое удовольствие, потому что она всегда считала единственной красавицей у них в семье свою младшую сестру.

С величайшей нежностью он развязал шарф, которым были связаны ее волосы, пропустил пальцы сквозь их густую массу темного золота и распустил их по ее обнаженным плечам. Потом взял ее набухшие груди в чаши ладоней и стал большими пальцами ласкать ее соски, заставляя их сжиматься и пульсировать под его прикосновениями.

Он был чудесным любовником, неторопливым и нежным.

А в ней росло нетерпение. Желание превратилось в подгоняющую боль, в необходимость, неимоверно распиравшую ее изнутри.

– Эрик, скорее…

– Терпение, любовь моя. Давай не будем торопиться. Я хочу насладиться каждым дюймом твоего тела.

Но она больше была не в силах терпеть. И, ухватившись за подол его рубашки, быстро стащила ее через голову, потому что хотела контакта с его обнаженным телом.

Его широкая грудь была покрыта густой порослью мягких завитков, и она провела по ней руками, наслаждаясь ощущением его горячей плоти под шелковистыми волосами и чувствуя, как ходят под кожей мощные мышцы. Нащупав затвердевшие кончики его сосков, она стала массировать их пальцами, повторяя то, что он делал с ней.

Его резкий, свистящий вдох показал ей, как это на него подействовало.

Руки Эрика опустились, нашли молнию ее джинсов. Он сел, и через секунду джинсы оказались снятыми вместе с крошечными кружевными трусиками, которые были на ней. Потом он встал и расстегнул свои брюки, не спуская с нее горящих страстью глаз.

Вид его эрекции послал новую волну желания в самые потаенные ее глубины.

– Иди сюда, ложись рядом, – приказал он, притягивая ее к себе, и вот они уже в объятиях друг друга на мягком ковре перед огнем камина, и его прикосновения перестали быть нежными.

– Эрик, mio саro [10] …

Она гладила его лицо, волосы и тело, бормоча какие-то отрывочные фразы, не замечая, что говорит на мягком и мелодичном языке своих предков, в неведении того, что ее руки трясутся, а прижатое к нему тело дрожит, словно в лихорадке.

– Эрик, пожалуйста. Я просто не выдержу, если ты не поторопишься…

Собрав последние крохи самообладания, он отстранился на несколько секунд, нужных для того, чтобы надеть презерватив, а потом ее длинные беспокойные ноги обвились вокруг него, ее нежные руки взяли его в плен, приковали его к ней для танца любви.

Желание росло и росло с каждым его движением.

Внезапно он остановился, удерживая ее на самом краю, почти обезумевшую от желания.

– Тихо, Фрэнки, не двигайся, – приказал он с яростной настойчивостью. – Ты веришь… – он дышал громко и прерывисто, черты его лица приобрели суровую красоту от сдерживающих усилий и вескости того, о чем он собирался спросить, – в любовь… – она застонала и шевельнулась совсем чуть-чуть, а он на мгновение крепко зажмурился и задержал дыхание и лишь потом смог продолжать охрипшим голосом, – с первого взгляда?