Люси Рэдкомб - Маскарад любви

Он удивленно всплеснул руками.

– Ну и ну! Мать Пола сейчас, по-моему, состоит уже в третьем браке. Мне удалось соскочить с крючка лишь за приличную цену. Может быть, в это трудно поверить, но когда мы встретились, я был юным романтиком. Она не проявляет никакого интереса к сыну… И вообще у меня нет ни малейшего желания возвращаться в мое прошлое или обсуждать его. И как это ты пришла к мысли, что Милдред – мать Пола? А что касается моей пирушки, то я предпочел бы провести время с тобой, но ты меня прогнала. – Он рассмеялся, споткнувшись на старомодном слове «пирушка». – Зачем ты меня прогнала?

– Неправда, это вы меня бросили и ушли. – Она не чувствовала облегчения от того, что ее домыслы относительно этой женщины рухнули. Однако факт оставался фактом – от нее он поехал к Милдред.

– Неужели ты можешь думать, что, покинув тебя, я мог отправиться к другой женщине?

– Я не собираюсь думать о вас, освободите мне дорогу. Я хочу домой.

– В таком состоянии нельзя садиться за руль, – сказал Брюс при виде ее бледного напряженного лица. – Отдай мне ключи! – Голос его звучал властно, но глаза были полны искренней тревоги. Но она услышала только командный тон, так раздражавший ее.

– Это не ваше дело, позвольте мне пройти. Вы… вы буйвол!

Схватка была молниеносной, ожесточенной, но силы оказались неравными. Ключи от ее машины оказались в его кулаке.

– Сейчас я закричу, и прибегут люди из службы безопасности!

– Ты, мой ангел, слишком упряма и самолюбива, чтобы просить о помощи кого-либо из посторонних, – сказал Брюс абсолютно трезвым голосом. А ведь совсем недавно ей показалось, что он довольно пьян.

– Отдайте мои ключи. Почему вы считаете, что имеете право распоряжаться мною и моими поступками? И впредь не называйте меня «мой ангел». Это противно!

– Вы сварливая баба, ведьма… колдунья. – Он издал странный смешок. – А распоряжаться вами и вашими делами я право имею. Когда кого-нибудь любишь – это дает определенные преимущества.

Дорис показалось, что ей это все чудится, она не разрешила себе верить в то, что Брюс говорил. Он просто не очень удачно пошутил.

– И не надо твердить, что для тебя не существует любви, – продолжал он. – Не уподобляйся Милдред.

То, что он вспомнил ту другую, ненавистную ей женщину, подожгло ее утихавшую ярость.

– Вот и отправляйтесь прямехонько к ней!

– Рад бы, да не получится. Я отослал ее домой…

– Могу себе представить, что умеют вытворять в постели некоторые мастерицы…

– Так ты по-прежнему считаешь, что я от тебя отправился к Милдред, – спросил он, хитро прищурившись.

– Да именно так вы и сделали.

– Нет, выгнанный тобой, я преследовал одну-единственную цель – надраться. – Он заметил, как удивленно округлились ее глаза. Уж не считала ли она его трезвенником? – И, к сожалению, наткнулся на компанию, в которой оказалась Милдред. Она относится к разряду людей, которые не чувствуют, что надоели. Меня разыскали в каком-то баре. И она предложила подвести до больницы, поскольку я, мягко говоря, был… а точно, еще и сейчас нахожусь под хорошим газом. Я принял ее предложение…

Настроение Дорис неожиданно стало улучшаться, но все же она заявила:

– Милдред, однако, сказала, ну, скорее, намекнула… что вы собираетесь жениться на ней.

– Эта женщина – настоящий вампир, – подвел итог Брюс, – но при этом чертовски хороший архитектор. Никаких серьезных намерений в отношении ее у меня нет.

– Почему, собственно, я должна верить вам. Вы мне не верили, даже когда я говорила сущую правду. – Дорис зло смахнула слезу.

– Это твоя вина, дорогая. Ты только и делала, что вводила меня в заблуждение. Я верил, что у тебя есть любовник и хотел его убить, но извиняться за это не стану.

– Все равно, Брюс, вы хотели видеть во мне только плохое и видели.

– Да, это правда, – произнес он тихо и посмотрел в ее бездонные взволнованные глаза. – Но я пришел сюда не спорить, а поблагодарить тебя. Я знаю, как ты ненавидишь больницы, мне рассказал об этом доктор, который тебя навещал. И все же ты примчалась сюда немедленно.

– Я очень люблю Пола, – сказала Дорис просто и мягко.

И опять они мысленно сражались между собой. Она корила его, что он уехал, не поинтересовавшись, в каком она состоянии, а он ставил ей в упрек, что она спокойно пошла спать после всего, что между ними произошло. И оба были не правы. Брюс, как и подобает мужчине, решил внести ясность в ситуацию.

– Признаюсь, что использовал неприязнь к женщинам определенного сорта, к которым по ошибке причислил и тебя, чтобы противостоять чувствам, вызванным тобой. – Он густо покраснел, таким она видела его впервые. – Тебе не понять, что я испытал, когда впервые увидел тебя, оживленную, красивую, пылкую, как язык пламени, – вместилище всего желанного и женственного. Мне показалось, что история повторяется. Тогда отец, теперь я. Мне и в голову не приходило, что я могу быть таким уязвимым. – Сейчас в его глазах появилось почти затравленное выражение. – Это была борьба в неравных условиях и на вражеской территории…

– … Которую ты продолжаешь вести до сих пор, – подхватила конец его фразы Дорис.

Неужели это я смогла вызывать у него такую бурю чувств? – думала она. А может, он просто издевается надо мной? Нет, не похоже.

– Мне хотелось изничтожить тебя, доказать всем, что за твоей блестящей внешностью прячется заурядная сучка. Но, но… слишком уж много противоречий было в том, что ты говорила и как поступала. – Он наклонился к ее волосам и вдохнул их аромат. – Почему ты молчишь, женщина? Я говорю о любви, но мне трудно верить в нее.

Не произнося ни слова, она поднесла руку к его лицу. А он поймал ладонь и прижал ее к своим губам.

Его губы излучали такую энергию, что она проникала сквозь ее холодную кожу и достигала сердца.

– Дай мне, пожалуйста, закончить. Я должен объяснить тебе, что происходило и происходит со мной, с нами. Мне надо было доказать себе, что я могу выйти из-под твоего влияния. Именно для этого я пытался скомпрометировать тебя в собственных глазах. Я стремился найти твои самые плохие стороны, самые неприятные черты. Но мне не удавалось обнаружить их. Меня раздражало то, что окружающие говорят о тебе только хорошее… Когда ты объявила, что переезжаешь к… тому парню, мне захотелось посадить тебя под замок.

Брюс говорил извиняющимся тоном, а у нее на глаза навернулись слезы. Ей было одновременно а горько, и радостно. Настала очередь признаться и Дорис.

– Мне очень хотелось вызвать у тебя ревность. – Голос ее дрогнул. – Лэм просто мой приятель и очень милый человек…

Он, не выдержав, прервал ее излияния и, взяв пальцами за подбородок, стал медленно поднимать ее голову, пока ее серые глаза не уставились в его возбужденные зеленые.