Лора Брантуэйт - Ты – настоящая

И метров за восемьсот до Вараэдн-парка Джон услышал звуки музыки.

Уже началось. И я не знаю даже, когда было начало…

Это прибавило ему скорости.

На то, чтобы купить билет, понадобилось бы минут двадцать: из желающих выстроилась внушительных размеров очередь. Джон сунул охраннику купюру и таким образом прорвался внутрь в течение тридцати секунд.

Вдох. Выдох. Еще раз.

Нет, если она еще заупрямится, я свяжу ее и увезу куда-нибудь. И дело с концом. Пускай это будет похищение. Мне все равно…

Вдох. Выдох. Вдох…

Здесь было очень много людей. В основном – среднего возраста, мужчины и женщины, и пожилые леди в шляпках, и джентльмены преклонных лет в несовременного покроя костюмах, и даже молодежь, в основном интеллигентного вида. Это был один из своеобразных фестивалей, на которых публика не сидела на месте, а прохаживалась, могла подходить ближе к сцене или просто наслаждаться прогулкой в парке под звуки живой искренней музыки.

И ни от кого Джон не мог услышать точного ответа на вопрос: выступала Виктория Маклин или нет.

Узнал только, что концерт начался полтора часа назад. Он прервется, чтобы продолжиться завтра вечером, через три с половиной часа, но у Джона помутилось сознание, когда он понял, что вся эта безумная гонка могла и не иметь красивого финала.

Я должен узнать. Она наверняка за кулисами. Но… если она еще не пела… Имею ли я право появляться сейчас?

Джон разрывался между желанием увидеть Викторию и разрубить наконец этот узел из недомолвок и обид и страхом ранить ее, шокировать своим появлением.

А еще он безмерно боялся ее отказа.

Невыносимо было стоять и ждать, теряя время. Джон не мог бездействовать.

Я просто спрошу. Узнаю… постараюсь не попадаться ей на глаза. Пока.

Джон стал пробираться к сцене, которая примыкала к павильону, где, очевидно, ждали артисты.

Услышав: «Виктория Маклин. Ее песня “В моем сердце боль и радость…”», – Джон не поверил своим ушам.

А потом зазвучала музыка. Бесконечно красивая, тягучая, немного печальная, она рождала невозможные, нереальные воспоминания о том, что происходило несколько веков назад, отражалось в настоящем и, наверное, существовало где-то всегда.

И вот вышла – она. Джон едва узнал ее в той необыкновенной, ослепительной женщине в волшебно-прекрасном платье, которая стояла на сцене. Она почти не двигалась, только свободные руки мягко поднимались, замирали и снова опускались.

Мягкий, глубокий, немного хрипловатый голос, будто срывающийся в некоторые моменты, пел печальную старинную историю о любви, которая вторглась в жизни двух людей и разрушила все, и привела их к гибели, но все же сделала счастливыми…

Джон неотрывно смотрел на Викторию.

И теперь он точно знал, что это его женщина. Самая странная, необыкновенная, талантливая женщина, которую ему посчастливилось встретить. И, может быть, она позволит ему идти с ней по жизни рядом… Эта гордая и непонятная волшебница.

Моя любимая. Моя Виктория.

Джон пробирался к сцене. Виктория пела. И тут он понял, что у него даже нет цветов… Где остались орхидеи, он не помнил.

А между тем, по всем канонам голливудских фильмов, он должен был немедленно преподнести любимой женщине кольцо с бриллиантом. Или, по меньшей мере, охапку роз.

Как ни крути, а красивый финал… откладывался.

Ну уж нет!

Виктория допела. Джон стоял уже сбоку от сцены, возле ступенек.

Музыка затихала медленно. Виктория трогательным жестом прижала ладони к груди и улыбнулась, так светло и искренне, что у Джона защемило сердце от любви к ней. Вот она поклонилась… подняла голову… обвела зрителей взглядом…

Замерла – будто остановилось время.

Где-то за сценой всплеснула руками и счастливо завизжала Клер.

Пять ступеней. Четыре широких быстрых шага.

Факел – ярче, выше, рассыпаясь искрами, но не потухая…

Перед Викторией стоял мужчина, которого она хотела бы видеть больше всего на свете. Сегодня и всегда. Невозможное счастье, смешанное с острой болью. Детская, безудержная радость…

Он взял ее руки в свои. Все понял. Ни одного лишнего слова.

– Прости меня. Я люблю тебя. Ты даже не знаешь, как сильно. Люблю и восхищаюсь. Пожалуйста, будь моей женой. Я прошу тебя об этом.

А у Виктории не было слов. Она только сжимала его руки. Наверное, все ответы, которых ждал Джон, он прочел в ее глазах.

Он порывисто подхватил Викторию на руки. Ему хотелось идти быстрее, нет, бежать и кричать всему миру о своем счастье. Но на руках – драгоценнейшая ноша, и Джон очень осторожно и трепетно спустился со сцены.

Это не был хеппи-энд. Это было начало сказки для двоих влюбленных людей.

И им не было никакого дела до шума, поднявшегося в толпе, когда у всех на глазах родилось это человеческое счастье.