Элис Маккинли - По дороге к звездам

– Мальчишка! – выкрикнула Сэм, зная, однако, что никто не услышит и не оценит этого вывода.

Какофония в одну минуту наполнила все вокруг своей дисгармонией. Даже листья на деревьях как-то съежились, словно звуки вонзились в них своими кривыми, ржавыми зазубринами. Сэм повернулась и пошла вниз, к дороге.

Голова кружилась. Ноги немного дрожали. Она видела этого человека впервые в жизни. Только заочное знакомство: материалы дела Кевина и городские сплетни. А сложилось впечатление, будто они уже давно знают друг друга. Сэм оглянулась и еще раз посмотрела на коричнево-зеленый вагончик. Казалось бы, долг выполнен. Больше ей здесь делать нечего, но внутри осталось стойкое ощущение того, что это лишь начало. Так люди приходят в первый раз на новое место работы, точно зная – завтра, послезавтра и еще много дней будет то же самое. Ричард оказался не тем опустившимся полудурком, которого Сэм рассчитывала увидеть. Грубость, пьянство – все это напускное. Защита. Причем не столько от окружающих, сколько от самого себя. Неужели Джессика не видела этого? Неужели Окленд ослеп? Не надо быть психологом, чтобы раскусить столь некачественно прорисованную маску.

Сэм шла, не видя ничего вокруг. Он просто страдает. Нет, нельзя забирать у него сына. Но, с другой стороны, ребенок не может жить в таких условиях. Сэм окончательно запуталась в этой истории. Раньше она была уверена, что идет к отцу ради мальчика, а теперь… Уж слишком хорошо она себя знала. Ричарду тоже нужна помощь, правильная психологическая помощь, все поправимо. Но как наладить контакт? Как показать ему, что мир, который он похоронил вместе с женой, не умер. Что у него есть сын.

– Я не помешаю? – В кабинет вошел высокий мужчина лет сорока, в деловом костюме.

– Нет, конечно, судья, заходите, я уже собиралась домой. – Сэм встала из-за стола и принялась складывать документы в папки.

Компьютер пропел последнюю прощальную серенаду и отключился, откуда-то снизу послышалось бряцанье ключей – явный признак того, что нормальные люди уже разошлись по домам и Фрэнк обходит кабинеты с заключительной проверкой перед ночным дежурством.

– Что-то я сегодня засиделась. А еще хотела заглянуть к Канингенам. Но теперь не успею, скоро стемнеет.

– Вот как раз о них я и зашел поговорить. – Судья нерешительно присел на край кресла. – Джессика, вероятно, рассказывала вам о том, что… – Он смутился. – Одним словом, о Канингенах.

Похоже, только о них миссис Хаккет и рассказывала. Сэм сейчас с трудом могла вспомнить, чтобы они говорили о чем-то другом.

– Да-да, я знаю, мистер Эткинс.

– Э-э… – Судья снова замялся. – А о том, что вы должны подписать бумаги?

– Да, и это конечно. – Сэм едва заметно улыбнулась. Местный судья, Джозеф Эткинс, на всю округу славился своей нерешительностью. Как его вообще угораздило получить такую профессию, одному богу известно. По Окленду ходили целые легенды о том, как Эткинс выносит приговоры и вообще ведет судебные заседания. Почти патологически боясь допустить ошибку, он все проверял и перепроверял, пока наконец истина не становилась очевидной. Плевое дело, на которое у другого служителя Фемиды ушло бы не больше часа, Эткинс мусолил до потери пульса. А уж касательно крупных разбирательств… Оклендцы не рисковали обращаться с ними в местный суд и ехали сразу в Сан-Франциско. Вот почему судья почти всю жизнь занимался кражами кур и свиней, налоговыми неуплатами и мелкими нарушителями общественного порядка вроде детских шалостей под Рождество. Крупные дела – такие, как вопрос о лишении родительских прав, поступали к нему редко. И вот теперь Кевин. Эткинс виновато опустил глаза.

– Я прошу прощения за то, что так получилось. Это дело не должно было лечь на ваши плечи. Просто поставьте подпись. Вы теперь ведущий психолог и без вашего заключения…

– Вы знаете, я как раз хотела поговорить об этом. – Сэм села напротив судьи. – Я буквально вчера виделась с Ричардом Канингеном, он показался мне вполне нормальным человеком.

– Вы с ним виделись? – Глаза судьи радостно загорелись. – О, это очень великодушно с вашей стороны. – Эткинс поднялся и, вероятно, в порыве охватившего его восхищения заходил по комнате.

Буквально на днях кто-то из коллег как раз рассказывал Сэм об этой черте характера судьи. Человек мягкий, доброжелательный, панически боящийся обидеть зря кого бы то ни было, он с детских лет сохранил в своей натуре одно замечательное качество, привлекающее многих людей, – искренность и умение совершенно бескорыстно радоваться чужому счастью. И действительно, Сэм просто не могла себе представить, как бы выглядел Эткинс, вздумай он кому-нибудь позавидовать. Это было немыслимо. И вот теперь судья расхаживал по кабинету и буквально светился, радуясь, по всей видимости, тому, что появился еще один человек, которому небезразлична судьба Канингенов.

– А вы знаете, каким Ричард был до смерти жены! – Эткинс воодушевленно развел руками. – Он каждый год на Рождество покупал для школы спортивный инвентарь, мебель – короче, многое из того, что было нужно детям, даже когда Кевин еще не учился у нас. А еще…

Следующие полчаса Сэм слушала хвалебную оду Ричарду Канингену. И спортсмен, и умница, и мужчина во всех смыслах этого слова, и ученый, и прекрасный лектор, и разве что не святой. Разумеется, все это она слышала и раньше: сперва от Джессики, потом от своих соседей, потом от коллег. И все наперебой сокрушались, что такой человек гибнет, а сделать ничего нельзя. Поэтому Сэм слушала судью вполуха. Однако скучно ей не было. Мистер Эткинс представлял собой весьма и весьма забавное зрелище, и стоило потерять полчаса свободного времени, чтобы вдоволь насмотреться на природные метаморфозы. Тот, кто видел судью в первый раз, не мог не ошибиться. Метр девяносто пять ростом, широкоплечий, мистер Эткинс производил впечатление здоровяка. Эдакого Шварценеггера американской провинции. Очень правильное, красивое лицо, идеальное для мужчины телосложение. С такой внешностью нужно идти рекламировать спортивные снаряды или штурмовать Голливуд, благо не долго придется, так как таких парней сразу берут. Не говоря уже о карьере баскетболиста. Но вот незадача! Сам судья, живое воплощение мужественности, считал себя чуть ли не уродом среди нормальных людей. Он жутко стеснялся своих габаритов и от этого постоянно сутулился, стараясь казаться ниже. Смешно и даже жалко было наблюдать, как человек, к которому природа была столь благосклонна, сделав его чуть ли ни эталоном, прячется, ломает себя, желая стать незаметным. Оклендцы прозвали Эткинса Майклом Джорданом. Не заметить его, идущего в суд в своем строгом черном пальто, было просто невозможно. И, конечно, люди отпускали шуточки и складывали анекдоты, многие из которых Сэм уже довелось услышать. И это притом, что во внешности Эткинса не было ровным счетом ничего смешного. Просто он сам настолько стеснялся ее, так конфузился всякий раз, когда случайно задевал на улице фонарный столб или чей-нибудь прилавок, что трудно было оставаться серьезным. Как удивительно иногда получается: гигант, которому судьба дала бонус во всех профессиях, кроме интеллектуальных, пошел учиться на юриста и получил классическое образование. Но и здесь бедняга не прижился в полном смысле этого слова. Судопроизводство требует от человека объективности, иногда суровости, а мистер Эткинс вряд ли смог бы отправить кого бы то ни было на электрический стул или приговорить к пожизненному заключению. Нет. Слишком добрый. Таким людям следует работать в детском саду или начальной школе. Отзывчивый, щедрый, готовый всем и вся прийти на помощь, он при своем огромном размере был так же велик душой, как и телом. И вот теперь Эткинс разгуливал взад-вперед по кабинету и пытался по своему обыкновению помирить всех со всеми. Вероятно, слова о том, что Сэм побывала в доме Канингенов, судья воспринял несколько иначе, чем следовало. Он решил, что новый психолог с энтузиазмом возьмется за это дело и поможет его уладить. Лицо Эткинса светилось благодарностью.