Дженни Адамс - Клубок страстей

Неужели Белла обвинит теперь Марию за то, что та его бросила? Неужели это станет еще одной преградой между ними?

А сам Люк винит ли… мать? Нет, уж кому-кому, а ему такого права не дано. Да и все ли он знает?

— Пусть Мария вначале успокоится, а потом все расскажет, — предложил он.

— Да-да, Лючино, — Мария больше ничего не смогла сказать.

Наверх они поднимались молча. Люк не знал, что думать, чего ждать, на что надеяться.

Мария открыла дверь. Она была еще бледной, но, кажется, уже могла говорить.

Белла покачала головой:

— Я, пожалуй, не пойду. Вряд ли мне стоит слышать больше, чем я уже слышала. Нам с сестрами… — Она помолчала. — Вам с Люком лучше обсудить это между собой.

— Но Лючино нужно, чтобы вы были рядом. Как бы вы ни осуждали меня, Арабелла, прошу вас пойти с нами ради… моего сына.

Услышав эти слова, Люк нахмурился, хотел что-то сказать, но Белла его опередила:

— Простите, Мария, мне это трудно — слишком напоминает собственное прошлое. Я сочувствую Люку, но мне хотелось бы сохранить объективность и по отношению к вам.

Люк понял, что им всем необходимо во многом разобраться. Ему и Марии. Ему и Белле. Он повернулся к женщине, которая так много для него значила:

— Пожалуйста, останься.

Белла подумала, кивнула и вошла в комнату.

Они устроились за небольшим столом. Белла села справа от Люка, Мария подвинулась поближе к сыну.

Он пожал ей руку и улыбнулся:

— Итак, что произошло, Мария? Как ты оказалась в Австралии, а я в семье Доминика? Внебрачная беременность? — Люк знал, что во времена молодости Марии это было серьезное прегрешение.

— Да. — Губы у Марии дрожали, но она, кажется, решила рассказать все до конца.

Люк никак не мог свыкнуться с мыслью, что она его мать.

— Почему ты ни разу не дала мне знать о себе? Хотя бы позже…

Мария подняла голову и печалью взглянула на него:

— Представь себе, Лючино, меня в шестнадцать лет. Я думала, что меня любят, но семья откупилась от твоего отца. Он бросил меня и уехал из страны, а меня поставили перед выбором. Либо я отдаю тебя родителям Доминика и навсегда уезжаю, не пытаясь больше встретиться с тобой. Либо они сделают все, чтобы у меня во всей Италии не было ни работы, ни помощи.

Да, это все равно неприятно, но виновата не Мария, а дед с бабкой, вздохнул про себя Люк.

— Они чудовища, Мария. Наверное, вам было очень тяжело, — прозвучали в тишине ласковые слова Беллы.

— Мне купили билет в Австралию. Я много лет тяжело работала и все-таки создала свой бизнес, но, когда становилось совсем уж тошно, тратила деньги на путешествия, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых воспоминаний. За эти годы привычка так укоренилась, что теперь не так-то легко от нее избавиться.

— Потом в тот мир, который ты выстроила, вторгся я и принес тебе новые страдания.

О чем, признаться, он все равно не жалел.

— Только потому, что я не знала, как сказать тебе правду. Мне хотелось броситься перед тобой на колени и молить тебя о прощении.

Какая боль! Белла испытала такую же, когда ее бросили родители.

— Я писала родителям Доминика. Они сообщили мне, что ты вполне счастлив, тебя любят и о тебе заботятся. Я боялась нарушить твой покой, повредить твоему счастью. А потом, когда ты уже вырос, я поняла, что у меня нет права вторгаться в твою жизнь. Услышав твое сообщение на автоответчике, я сначала не поняла, в чем дело, а потом испугалась, что ты уже все знаешь и только хочешь сказать мне, что осуждаешь меня и ненавидишь.

Слезы опять потекли по морщинистым щекам. Люк больше не мог этого выносить. И он ласково обнял свою несчастную мать. И Белла тоже обняла ее.

Все можно начать сначала. Теперь они будут вместе, он и Мария.

— Не плачь, тетя… Прости… Мама. Я все понял. Мне и самому приходилось совершать… Когда-нибудь объясню. А сейчас ложись спать. Обещай больше ни о чем не волноваться. То, что случилось сегодня, это к счастью. И теперь все будет хорошо. Мы постараемся.

Губы у Марии дрожали, она сморкалась и вытирала слезы, но, кажется, понемногу успокаивалась:

— Мне этого очень хотелось бы… — Она помолчала и неуверенно добавила: —…сынок.

— Спокойной… ночи. — Люк испугался, что и сам расплачется.

Но вот Мария скрылась за дверью. И он остался вдвоем с Беллой.

— Мне не хочется расставаться с тобой, — честно признался Люк.

— Мне тоже, — прошептала Белла.

Она любила его все долгие шесть лет. И любит сейчас. Всем сердцем, душой, разумом. Можно дать, наконец, волю своим чувствам.

— Нужно сказать Грейс правду, — заявил Люк, когда они свернули в коридор, который вел к их комнатам.

Он шел первым и остановился перед дверью.

Белла тоже остановилась.

— Грейс такая маленькая. И она еще боится… Не знаю, готова ли она…

— Ты права, пока еще не готова, но, когда подрастет, я все ей объясню так, чтобы не причинить лишней боли.

— Позови меня к себе, Лючино. Ты сказал, что не хочешь со мной расставаться. Я тоже этого не хочу.

Она положила руку ему на грудь и услышала, как неистово бьется его сердце.

— Белла, милая моя… — Дрожащей рукой Люк коснулся ее лица, провел пальцем по губам. — Знаешь ли ты, на что соглашаешься? — Он обнял ее, и его длинные пальцы скользнули по обнаженной спине вниз, до выреза платья.

Для сегодняшнего показа она надела красновато-коричневое платье с тончайшими бретелями и большим вырезом на спине. От прикосновения его рук в ней поднялось такое желание, что в нем растворились все ее последние сомнения.

Она прижала губы к его уху:

— Сегодня вечером с нами ничего не может случиться, кроме того, что мы сами захотим.

Люк что-то промычал в ответ и полез в карман за ключом. Потом распахнул дверь. Они вошли в комнату.

— Белла, дорогая. Как я люблю тебя! — Люк прижал ее к себе.

— Не надо ничего говорить. Лучше покажи, как ты меня любишь.

Одежды полетели прочь: и пиджак, и рубашка, и ее платье. Люк наклонился и поцеловал ее в грудь. От охватившего ее ощущения блаженства Белла закрыла глаза. Каждое его прикосновение было исполнено поклонения ее телу. Каждое сказанное шепотом слово — выражением восторга.

Он повел ее в спальню и осторожно уложил на постель.

— Люк!

У нее дрожали руки, когда она обняла его за шею. У нее дрожали губы, когда она поцеловала его в щеку.

— Шш! Позволь мне любить тебя. — Люк не отрывал от нее потемневших от страсти глаз.

Обоюдное могучее чувство поглотило их, неизмеримо большее, чем простое желание физической близости. И именно это испугало Беллу. Понимает ли он, что с ними происходит?

Впрочем, когда он обнял Беллу со всеми ее заботами, надеждами, мечтами и страхами, она уже ни о чем больше думать не могла.