Кристина Лестер - Синий бриз

Жозе сидела на диване, в своей маленькой комнатке у мадам Лоик, забившись в угол среди пестрых мелких подушек, и смотрела в окно. Она взяла работу на дом, забрала у Марка компьютер и теперь до пятницы была полностью предоставлена сама себе, пообещав Льюису обработать целых две серии для очередного номера. Через три дня ей нужно сдать готовые картинки, а она даже не подходила к включенному экрану, на котором с утра застыл в полете мальчик-велосипедист. Агнесс уехала, теперь никто не поможет ей разобраться в себе, а для Саманты ей придется слишком долго пересказывать свою жизнь, ведь та многое пропустила. Да и не нужны ей сейчас «случайные» люди, которым надо объяснять и разжевывать мотивы своих поступков, ей нужен кто-то такой… такой, как… Себастьян! Он сразу схватит суть и даст ответы на все вопросы, даже на те, которые она не успела высказать. Он немного назидателен, но это ее не раздражает, как, например, раздражали проповеди Марка.

Жозе огляделась по сторонам, словно желая удостовериться, что все окружающее – не сон и она действительно переехала из его квартиры.

Здесь было уютно, тесно и тепло. Милая комнатка с ситцевыми занавесками на двух окнах, уютный огонек в газовом камине, дождь и ветер за толстыми широкими стеклами… Сицилия переживала: злой рок разлучил ее с любимым Кохи, и она, словно гипсовое изваяние, под стать белоснежным оконным рамам, сидела, не двигаясь, в одной позе, глядя на дождь. Жозе еще раз оглянулась на бесполезный экран, пожала плечами и улеглась на диване, глядя в потолок.

Надо мадам Лоик познакомить с Себастьяном, они станут чудесной парой!.. На этой мысли, словно доктор-психиатр, она с тревогой обратилась к себе: почему уже второй раз ей вспоминается этот чудаковатый старичок? Он был пьян и наговорил всякой чуши, которой опасно забивать голову. От природы общительная, легкая и слегка поверхностная, как многим казалось, Жозе не на шутку стала беспокоиться о своем состоянии: такое с ней творилось впервые. Черт бы побрал и эту поездку, и этого Шарля вместе с пророком Себастьяном, и Марка, и Агнесс! За что – Агнесс, она еще не решила, но была уверена, что подружка всегда подкинет повод для обиды.

Ведь это она – Жозе – красавица, умница и гордость курса, сидит сейчас одна и совершенно определенно сходит с ума, причем, похоже, без причины. Если только погода… Она второй день смотрит в окно и видит там, словно в собственных комиксах, собственную жизнь.

В собственных комиксах… Собственную жизнь… И вдруг ее осенило! Она может сделать серию комиксов по замечательному сюжету! Она расскажет всем о той ужасной, страшной ночи, когда они чуть не утонули, о последующих двух днях, которые провели вместе шестеро совершенно чужих людей, любивших и ненавидевших друг друга. Об этих прекрасных двух днях, которые перевернули всю ее жизнь.

Она снова переживет все, она придумает хороший финал этой истории…

Да, наверное, все это время, что прошло после поездки, она бессознательно искала повод прикоснуться к тем событиям. Ей хотелось к Шарлю: договорить с ним, долюбоваться им, досмотреть, наконец, этот сладкий хмельной сон, где он и она – вместе. На всю ночь…

В пятницу вечером Жозе отнесла на работу законченную серию про велосипедиста и предложила обалдевшему Льюису собственный проект. Через час уговоров тот согласился. И тут же выдвинул встречное предложение: с субботы она возглавляет работу их журнала на ежегодной выставке художников-аниматоров. Как только та заканчивается, Жозе может смело садиться за свой выпуск, который выйдет в декабре, под веселым номером тринадцать.

Жозе наконец заиграла ямочками на щеках, которые за три года жития с Марком удивительным образом были стерты с ее лица. Льюис с отцовской радостью отметил «перемены к лучшему»: возрожденные малюсенькие косички, пребывающие, скорее, в возрасте хвостиков, и упомянутые ямочки. Весь последний месяц, а после выходных – особенно, Жозе металась, как раненый зверь, это замечали все, кто хорошо ее знал. Льюис, у которого она работала с третьего курса, знал. И мадам Лоик тоже знала. Поэтому перед тем, как проводить Жозе в редакцию, пожилая дама подошла к ней и патетически произнесла:

– Детка! Тебе надо в люди! – Ее дребезжащий голос отдавался эхом в подъезде, куда Жозе уже приоткрыла дверь.

– Почему?

– Иначе ты себя съешь или начнешь лазать по стенкам.

– Я постараюсь, мадам Лоик. Но мой талант лазать по стенкам может пойти на пользу: скоро Париж зальет водой, и на второй этаж придется залезать с улицы. – Ей самой стало кисло от этой шутки, и она поспешила исправить впечатление: – Вот придумала себе головную боль на месяц минимум. Если редактор согласится, то буду просиживать все ночи напролет. Говорят, это очень увлекает.

– Ночи надо проводить не за работой, детка. И тебе это хорошо известно. Вот я в твои годы… – Мадам Лоик смущенно потупилась. – Ну ладно, тебя еще вынесет на хорошие берега. Даже и через работу.

Если бы Жозе знала, насколько мадам Лоик окажется права! Если бы она знала, как быстро сбудутся, в общем-то, ни к чему не обязывающие и вполне светские пожелания этой доброй старушки!..

«Дорогая моя, бесценная! – писала Агнесс в своем первом электронном письме, которое Жозе чудом не стерла из ящика. – С прискорбием сообщаю тебе, что нашла свое счастье. Да такое, что готова остаться в Штатах навсегда… Правда, счастье пока об этом ничего не знает, но это всего лишь вопрос времени… Жозе, не завидуй, не плачь! На тебе платочек, вытри нос. Я понимаю, тяжело пережить такое, но, может быть, и тебе Бог пошлет кусочек счастья в личной жизни. (Шутка).

Мы встретились на одной вечеринке, всю ночь он со мной протанцевал и исчез, как Золушка. Я теперь не знаю, как его искать, но приблизительно представляю, где он живет. Он одинок, вполне состоятелен, хотя мне все равно: с голоду мы и наши дети не умрем. (Еще одна шутка).

С работой пока все нежно и приятно, но меня бесит Америка. Я ее не понимаю, мне чужд ее менталитет, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассказывать об этом, так или иначе, в каждом своем материале.

А первые два дня меня вообще замотали, даже вещи не дали распаковать, повезли уже на какое-то интервью с продюссершей. Тетенька оказалась толстая и тупая, как буфетчица в нашей булочной на углу, помнишь? Завтра – опять к ней ехать… Вчера дали гонорар за десять дней работы. Утешает. Пожалуй, единственное, что утешает.

В гостинице кормят, ухаживают.

Как у тебя? Марк не надоедает? Постой, а может, ты нашла ему замену? Ты все еще мозолишь глаза мадам Лоик? Не мучь старушку: возьми у консьержки ключ, она тебя прекрасно знает, и живи у меня! Как знать, может, мы с моим счастьем поженимся, и я останусь здесь, не возвращаясь в Париж! (Шутка третья и последняя).