Пэнси Вейн - Только ты и я

Сделав это открытие, Мишель едва не подавилась пирожком и поспешно запила его оставшимся в бокале глинтвейном.

– Чем ты сейчас собираешься заняться? Пойдешь работать или собираешься доучиться? – Мишель вдруг вспомнила, как вчера сказала Винсу, что Руди юрист! И в очередной раз устыдилась своей лжи. Но подумать только, как близка она оказалась к истине.

– Сейчас поработаю у брата в гараже – перед тобой, между прочим, квалифицированный автослесарь. – Он вспомнил, как в считанные минуты под пулями починил мотор бронемашины, за что удостоился рукопожатия от скупого на похвалы майора Паркинсона. – А потом, наверное, пойду доучиваться… – Эти слова последнее время вызывали в нем какой-то внутренний протест, в котором он еще не мог толком разобраться. Была ли профессия юриста полностью его выбором, или к ней его настойчиво подталкивал отец, который считал, что быть юристом, особенно адвокатом, в наше время – верх преуспеяния и удачливости? Да, Руди был не против. Но сейчас…

– А где будешь жить? Сначала, наверное, у родителей? У тебя большая семья? – Спросив это, она потупилась, словно стесняясь своей настырности, но тут же снова подняла на него свои темно-карие (иногда они казались совсем черными) глаза, в которых читался искренний интерес, и у Рудольфа внутри все стало стремительно плавиться. Неужели этой потрясающей, очаровательной, не похожей ни на какую другую девчонке интересны его планы, мысли, чувства?

– Не очень – отец и старший брат, – сказал он, завороженно глядя, как она пальцами с маленькими, ровными, безо всякого лака ноготками скатывает в комочек бумажную салфетку.

– А твоя мама?..

– Умерла… давно.

– Извини.

– Ну что ты, за что же? Я ее не помню, знаю только по воспоминаниям Джона. Джон старше на пять лет. Отец почти не рассказывал о ней. Она была его единственной любовью, – произнес Руди медленно, словно впервые делая для себя это открытие. Сколько раз они с Джоном подростками мечтали, чтобы отец нашел себе подходящую женщину и женился снова – они полагали, что это даст им свободу, избавит от нуднейших нотаций и постоянных поучений. Слишком много времени посвящал отец воспитанию сыновей, которое давило на них невыносимо тяжелым бременем.

Руди вспомнил фотографию, которая стояла у отца на письменном столе, сколько он себя помнил, – на ней были запечатлены Алан и Николь Хаммеры, счастливые молодожены, стоящие в обнимку, смеющиеся, оба в джинсах и куртках, с длинными волосами, на берегу Женевского озера, где проводили медовый месяц. Как знать – если бы мама не умерла так нелепо от воспаления легких, вызвавшего стремительный отек, возможно, отец не превратился бы в сломленного, сдавшегося, спасовавшего перед жизнью неудачника, каким привыкли считать его сыновья и который ничему не мог научить их собственным примером.

Но так ли это?

– Знаешь… – медленно произнес Руди, глядя ей в глаза, которые смотрели на него с теплым участием, и черпая в них поддержку, – наверное, только сейчас я начал понимать, как сильно отец любил маму и каким горем была для него ее смерть. Он сломался, не смог преодолеть его. Для него мама была единственной женщиной на свете. Если бы не мы с братом, мне кажется, он не стал бы жить…

Она смотрела на него, сдвинув брови, потом подалась вперед и сжала его руку.

– Все мы бываем эгоистами с собственными родителями, это какой-то закон природы, – вздохнула она. – Мои, например, никогда меня и сестру не доставали, я их люблю, особенно папу… и маму тоже… – добавила она быстро, – но жить с ними под одной крышей было бы тяжело. К счастью, они любят друг друга и вполне обходятся без меня.

Ей так хотелось утешить его, успокоить, что пустые, ничего не значащие слова так и слетали с языка. Мишель глубоко вздохнула. Он явно решит, что она небольшого ума девица – по сравнению с его Беллой, которая, конечно же, сыпала афоризмами. Она смущенно убрала руку. Они славно посидели, открыли друг другу душу, и теперь у них есть все шансы стать добрыми приятелями.

Мишель внутренне содрогнулась.

Вот сейчас он скажет – поздно, я провожу тебя домой. И они расстанутся у подъезда, и он пойдет дальше, погруженный в свой мир и несбыточные мечты о своей Белле…

Надо попрощаться первой, встать и уйти.

Но, уже приняв решение, она продолжала сидеть, надеясь непонятно на что.

Руди между тем вдруг устремил взгляд куда-то поверх ее плеча и даже привстал со своего места. Она быстро повернулась и увидела, что дверь кафе за кем-то закрывается.

– Мишель… ты не знаешь такого типа, средних лет, в черном таком пальто с отворотами, которые сейчас уже давно не носят, в черной шляпе, жутко бледного? – спросил он неуверенно.

– Кажется, у меня таких знакомых нет, – пожала плечами она. – А что?

– Наверное, мне уже мерещатся всякие странности, – пробормотал он, сосредоточенно сдвигая брови.

Человек в черном? Кто-то недавно говорил ей о каком-то таком человеке. Вот только Мишель не могла вспомнить, кто и когда. Ее мысли сейчас занимало совсем другое… Она поняла, что больше всего хочет сейчас, чтобы Руди поехал к ней домой, вошел вместе с ней в ее маленькую квартирку, и чтобы подхватил ее на руки и отнес на раскладной диван, который занимал почти всю крошечную спальню за раздвижной перегородкой…

Она так ясно представила, как она расстегивает на нем рубашку, проводит ладонью по его груди, подставляет ему шею для поцелуя… Образ, возникший перед глазами, был таким отчетливым, что ее обдало жаром, во рту пересохло, язык прилип к гортани… А в бокале уже не осталось глинтвейна, но она сделала вид, что допивает последние капли, чтобы только спрятаться от него за этим бокалом…

Допив, Мишель в смятении отодвинула стул и поднялась. Какой смысл предаваться подобным фантазиям, когда вчера он ясно дал ей понять, что не находит ее настолько привлекательной, чтобы провести с ней ночь.

– Мне пора… к сожалению.

– Сейчас, я только расплачусь.

– Я сама заплачу за себя. – Мишель чувствовала, что еще немного, и она зарыдает на глазах у всех – так она вдруг разволновалась. Не дожидаясь официантки, она положила на столик две бумажки и быстро пошла к выходу, часто мигая.

Руди догнал ее на улице.

– Что с тобой? Что случилось?

– Ничего. Я забыла. Я спешу, – забормотала она неразборчиво, отворачиваясь от него и ругая себя на чем свет стоит. Потом собралась с силами и взяла себя в руки. – Все в порядке, Руди, мы хорошо посидели. Поговорили…

– Но тебя вдруг что-то расстроило…

Этого она не смогла бы объяснить ему ни за какие богатства мира.

– На меня находит иногда… не обращай внимания. Наверное, я подумала о Лоре.

Это было правдой – Лора постоянно присутствовала в ее подсознании.