Николай Попов - Лили.Посвящение в женщину

Лили ни разу еще не видела Ивана Ильича. Деньги он получал из конторы от управляющего, а в толпе, присутствовавшей на похоронах Рогожина, она даже не заметила его. И теперь, увидев в нескольких шагах перед собой этого человека, который из-за нее потерял все законные права на миллионное состояние своего покойного брата, Лили так же неожиданно покраснела и невольно опустила глаза, как и он.

Оба стояли друг перед другом, подавленные и смущенные, не зная, что им говорить и делать.

— Очень рада вас видеть! — наконец поборов себя, произнесла Лили и робко протянула Ивану Ильичу руку.

Иван Ильич машинально взял ее руку и, пожав слегка, взглянул Лили в лицо. И чарующая красота этого лица, и тихий блеск задумчивых и мечтательных глаз Лили, таких глубоких и черных, наполнили вдруг нежностью и теплотой его сердце. И ему страстно захотелось изведать счастья, которое может дать любовь такой женщины, как Лили.

Не зная, что сказать и чем оправдать свой приход, Иван Ильич молчал, застыв в неподвижной позе.

— У вас какое-то дело ко мне? — тихо спросила Лили.

— Да, да… — глухо ответил Иван Ильич и, точно в полусне, прошел за Лили в гостиную и сел рядом с ней на маленький низенький диванчик, обитый нежной шелковистой материей.

— Говорите, я вас слушаю, — сказала Лили.

— Я пришел к вам, чтобы вернуть вам деньги! — немного задохнувшись, начал Иван Ильич. — Я совсем не желаю получать от вас каких-либо подачек и пользоваться вашими благодеяниями, которых, кстати, ровно ничем и не заслужил. — И он смущенно замолчал, чувствуя, что тщетно старается вызвать в себе возмущение и негодование.

Изумленная Лили слушала, не спуская с него глаз.

— Я совсем не думала обидеть вас… — печально прошептала она. — Назначив вам по две тысячи рублей в месяц, я хотела только хоть немного загладить по отношению к вам несправедливость покойного Павла Ильича.

— А почему вы полагаете, что брат поступил несправедливо по отношению ко мне? — спросил Иван Ильич.

— Да ведь вы же законный наследник всех его миллионов! — воскликнула Лили. — Я прекрасно осознаю, что только случайность сделала меня хозяйкой этого дома, имения, фабрики и денег.

— Раз эти миллионы завещаны братом вам, то вы и являетесь законной наследницей.

Лили покачала головой и вдруг… заплакала. Иван Ильич растерялся, вскочил с диванчика, схватил ее за руку и несвязно забормотал:

— Ну вот… Ну что это такое?.. Да плевать на все эти миллионы!.. Вы думаете, что я завидую вам?.. Пожалуйста, не думайте этого!.. Мне даже никогда и в голову не приходило сделаться наследником этих миллионов. Да и что бы стал я делать с ними? Ведь я почти совсем спившийся, никуда негодный человек!..

Лили молчала, вздрагивая от сдержанных рыданий.

— Ну, перестаньте же! — продолжал Иван Ильич, все более и более волнуясь. — Ну если вы так хотите, если это доставляет вам удовольствие, то я согласен получать от вас по две тысячи рублей!.. Мне все равно, только перестаньте плакать!

Лили подняла голову и устремила на Ивана Ильича заплаканные глаза.

И вдруг улыбка озарила ее лицо. Эта улыбка была последствием радостного, восторженного чувства симпатии и признательности к человеку, который так наивно и странно пытался ее утешить. Лили доверчиво и смело смотрела сквозь слезы в бледное, задумчивое лицо Ивана Ильича.

Затем взяла его за руки и посадила рядом с собой.

— Какой вы!.. — начала она еще дрожавшим от слез голосом и, задохнувшись, смолкла.

— Какой? — чуть слышно спросил Иван Ильич.

— Хороший, славный!.. — мечтательно ответила Лили.

— Мне никогда в жизни никто еще не говорил этого! — пробормотал Иван Ильич и повел плечами, точно озяб, и с какой-то жалкой, виноватой улыбкой посмотрел на Лили.

Глаза обоих встретились, и оба замерли, застыли в неподвижных позах, как будто желая проникнуть взглядами в душу друг друга, и узнать, и понять, что там творится.

Первым опустил глаза Иван Ильич, испуганный и смущенный. Потом поднялся с места, пошатнулся и уронил свою шляпу.

Лили поспешно подняла ее и задержала в руке, как бы раздумывая, отдать или не отдать. В черных глубоких глазах ее сверкнул какой-то задорный огонек.

С улицы слабо доносился шум дребезжавших пролеток. Где-то за стеной тихо и размеренно отбивали часы:

— Так… Так…

Лили машинально слушала их и думала о том, что ей делать. Но радостное и в то же время беспокойное и назойливое чувство все более и более захватывало ее сердце.

— Давайте шляпу, и я того… пойду… — сказал, нервно улыбнувшись, Иван Ильич.

Лили молчала и по-прежнему напряженно слушала бой часов.

Эти старинные, громадных размеров, в старинном футляре из красного дерева с перламутровой инкрустацией часы висели в кабинете покойного Павла Ильича, расположенного рядом с гостиной; висели, может быть, уже много, много лет и видели, слушали на своем веку так много, что ничему уже не удивлялись. Им все равно!..

Если их не забывают завести, то изо дня в день, они спокойно и мерно отбивают свое: «так… так…», точно подтверждая этим, что им все равно, что бы вокруг них ни делалось. Хорошее или дурное — все равно, все так!..

— Так!.. Так!..

И Лили продолжала слушать часы, которые вдруг показались ей одушевленным существом, одаренным разумом, зрением и слухом.

— Давайте шляпу-то… — повторил Иван Ильич. Лили посмотрела на него и отдала шляпу.

— Ну, до свиданья!.. — сказала она лениво и равнодушно.

Иван Ильич молча пожал ей руку и вышел из комнаты.

Спотыкаясь в полутьме о мебель, он добрался кое-как до площадки лестницы, спустился вниз в швейцарскую и стал отыскивать пальто. И вдруг услыхал голос Лили, стоявшей на верхней площадке лестницы со свечкой в руках:

— Заходите ко мне! Я буду ждать!

Поддавшись этому зову, Иван Ильич стал бывать у Лили. Они часто сидели вдвоем целыми часами и вели задушевные разговоры.

Однажды вечером Лили задумала прокатиться за город. Поехали тоже вдвоем.

На бледно-бирюзовом небе чернело клочьями грязное облако, а над ним, в виде крошечного отверстия, уходящего в неведомую бесконечную даль, искрилась звездочка. Где-то вдали, как светящиеся червяки Ивановой ночи, мерцали фонари, стоящие вдоль линии железной дороги.

Лили задумалась и поникла головой, точно стараясь разгадать тайну и этого облака, быстро менявшего свои очертания, и этой искрящейся в недоступной дали звездочки, и этих светящихся зеленоватым светом железнодорожных фонарей.

Но лошадь несла так быстро, что когда Лили снова подняла голову, то по сторонам шоссе темнели в неясных, смутных очертаниях лишь кусты и деревья.

— О чем вы думаете? — обратился к Лили Иван Ильич, слегка вздрагивая от пронизывающей сырости и прохлады весенней ночи.