Хейзер Филдс - Между двух огней

Теплые ладони приподняли ее лицо, и она встретила его поцелуй с облегчением и радостью. Мужественность и нежность, робость и настойчивость… Долгожданной сладостью наполнилось женское естество, когда на спине, на талии, на груди Ханна ощутила его руки. Легкие прикосновения пальцев будто зажигали на ее шелковистой коже тысячи огней.

Но это не могло продолжаться вечно. И не потому, что у них было лишь несколько свободных минут. И даже не потому, что в любой момент их уединение мог нарушить посторонний человек, открывший дверь. Текли минуты, расцветал поцелуй, а Ханна все еще находилась во власти своих иллюзий о случайности их отношений. Но руки и губы Хартфилда разрушали шаткую постройку, в которой она пыталась укрыться, уверяя себя, что рождена для медицины, что навек «обручен со своей работой» Иден.

Легко было говорить себе это, но как трудно было жить последние шесть недель… Сорвалась поездка за город, рухнул самолет в аэропорту, и начались тяжкие дни бесконечных дежурств, операций, совещаний, споров, страхов… Они с Иденом были рядом постоянно, они работали рядом, ели рядом, переживали рядом. Рядом – но не вместе. Все эти шесть недель они ни словом не обмолвились о Стиве, Джине или Салли. За эти шесть недель они успели спасти несколько человеческих жизней, но не успели подумать друг о друге.

Я сама себя дурачила, осознала Ханна. Я думала, что подавила в зародыше свое чувство, а оказалось, оно расцвело под этим прессом, да как! Этот поцелуй выпустил джинна из бутылки, захлестнул предчувствием счастья в сто раз сильнее, чем тот, первый.

Наконец девушка заставила себя оторваться от его губ. Иден безумно потянулся было за ней в неиссякшем чувственном порыве, но тут же взял себя в руки, когда она отстранилась и высвободилась из его объятий. Ханна стояла, прислонившись спиной к умывальнику, смотрела в пол и прерывисто дышала. Она хотела сказать что-то такое, что избавило бы ее от опасности под именем Иден, но слова не шли.

– Я опоздаю, – единственное, что сумела она произнести.

– Я уже опоздал. На пятнадцать минут, – молвил Хартфилд.

Ханна взяла халат и пошла к двери. Иден двинулся за ней. Но ему надо было на десятый этаж, а ей снова через двор в другое здание. Значит, им не придется ехать в одном лифте. Она нажала кнопку «вниз», он – другую. На мгновение руки их встретились – и все.

– Увидимся на вечернем совещании! – ровным голосом произнес Хартфилд на прощание. Открылся его лифт, и он шагнул туда, с облегчением, как и Ханна, что все вновь становится ясным и однозначным; с неудовлетворенностью, как и она, что эта беспокойная, но манящая надеждой неоднозначность уже позади…

– Сегодня я обстоятельно поговорила с Джоном, – доложила Линда Йоргансен, эффектно откидывая назад свои пышные рыжие волосы. – У него очень широкий диапазон вкусов. Он, например, хочет попробовать самые разнообразные блюда.

Линда принялась листать свои записи, собираясь продолжить сообщение.

– Вопрос о том, сохранится ли его энтузиазм, когда он отведает эти блюда, исполненные в больничном варианте, – сдержанно заметил Хартфилд, но его слова неожиданно внесли разрядку в серьезную атмосферу, которая сложилась на ежедневном «большом консилиуме». Уставшие к концу недели врачи и сестры с удовольствием воспользовались шуткой, заулыбались, расслабились. А рыжеволосая Линда реагировала так, будто в жизни не слышала ничего более остроумного. Не переигрывает ли эта красавица, с неприязнью подумала Ханна и тут же одернула себя. Однако в следующее мгновение заметила, что Линда наклонилась к Хартфилду, показывая ему свою папку, и нарочито серьезно спросила:

– Это слово «телятина», нет? Я уже не разбираю собственного почерка. Кошмар!

Да что это со мной?! – подумала Ханна, почувствовав острую неприязнь к Линде. Обычный деловой разговор!

К сожалению, для делового разговора диетолог слишком тесно прижалась грудью к доктору Хартфилду…

– Значит, вы настоящий доктор, Линда. Плохой почерк – неотъемлемое свойство нашей профессии. Так уж сложилось исторически.

И снова на сдержанно-ироничное замечание Линда ответила неуместным взрывом смеха.

Еще бы ей не хохотать! Она ведь знает, что смех у нее мелодичный и звонкий… Все, довольно, остановись, Ханна…

– Ханна, а что беспокоит тебя? – обратился к ней Иден, заметив нахмуренные брови и колючий взгляд.

– Нет-нет, ничего! – Ханна заторопилась придать себе благожелательный вид. – Я только хотела спросить у Линды, обращалась ли она к миссис Юбэнкс за консультацией и помощью.

– Конечно. Из списка, который составил Джон, она обещала приготовить несколько блюд. Я предупредила, что ему требуется только высококалорийная пища с большим количеством легкоусвояемых жиров. В понедельник узнаем, как у него с аппетитом.

Большая часть врачей, стажеров, студентов перешла к изучению лабораторных данных за неделю, а Ханна с одним из практикантов стала обсуждать историю болезни Терри Макнамары. Терри тоже пострадал в той авиакатастрофе, но ему повезло больше других, сейчас, всего полтора месяца спустя, встал вопрос о его выписке. Практикант должен был готовить эпикрик; Ханна проинструктировала его, ответила на вопросы и с облегчением вздохнула. Для нее рабочая неделя заканчивалась. И хорошо, что позади этот консилиум. Сегодня ей было особенно тяжело ощущать рядом присутствие Хартфилда. Господи, какая усталость… ноги в туфлях горят, спину ломит, в голове ритмично пульсирует тупая боль, так что невыносимо смотреть на свет.

Но впереди долгожданные выходные. Конечно, ее могут вызвать на срочную операцию, к тому же в воскресенье она должна проведать дома одного пациента, но хотя бы завтрашний день ей обеспечен. Буду делать что захочу… или ничего не буду делать, предвкушала Ханна, радуясь хотя бы такой скромной роскоши – одному дню полного отдыха.

Она настолько углубилась в свои мысли, что не заметила, как очутилась в одном лифте с Линдой и Хартфилдом. К реальности ее вернуло звонкое щебетание:

– Что вы делаете в выходные, доктор Хартфилд?

– О, планы грандиозные! – ответил он. – Пикник, потом обед в узком кругу. Старые друзья неожиданно навестили меня. Потом я должен помочь в саду своей родственнице. И, конечно, обработать очередную партию медицинской литературы. Это уже неизменное правило на каждый уик-энд.

– Надо же! – только и сказала Линда, явно ошарашенная таким подробным расписанием. – А я думала, вы собираетесь на фестиваль кустарей и ремесленников в Тарве. Я обязательно поеду… Впрочем, вам вряд ли удастся выкроить время.

Она снова засмеялась, но в этот раз немного натянуто и смущенно, будто боялась обнаружить свой интерес к Хартфилду. Впрочем, это давно ни для кого не было секретом. Только не клюнул на нее Иден, а чтобы отделаться, предъявил развернутый план мероприятий… Ханна со стыдом поняла, что испытывает злорадство, наблюдая за неловкостью Линды, и радость, видя равнодушие Хартфилда к ней. Тут же она начала укорять себя, что надо было поддержать Линду, славную, симпатичную женщину… Нельзя же злобствовать на всех, только потому что сама одинока. Одинока? Ханна вздрогнула. А ведь так оно и есть. В тихой Канберре непросто обзавестись друзьями. Все старые связи потеряны. Бет в Париже. Каролина в Вашингтоне. Морин в Западной Австралии. Лондонские подруги тоже далеко. За два месяца пребывания на родине Ханна просто не успела задуматься о таком «несерьезном» вопросе, как друзья… С коллегами по клинике у Ханны установились дружелюбные, но поверхностные отношения. За исключением, конечно, Идена. Джины нет рядом, и единственный человек, с которым я более-менее близко знакома, это Хартфилд, ужаснулась Ханна. Бред! Кошмар!