Маргарет Мур - Двенадцатый день Рождества

К счастью, сэр Уилфрид был ею по-прежнему доволен, и ужин прошел без сучка, без задоринки. Жизель усадила Майлса справа от дядюшки, а сама устроилась по левую руку, что полностью исключало возможность всяческих бесед. По крайней мере не пришлось снова выслушивать укоры, что она невнимательна к рассказам гостя. А тот, по правде говоря, и не делал никаких попыток вступать с ней в беседу. Все шло как нельзя лучше, однако в глубине души девушка почему-то чувствовала разочарование.

Вскоре после того, как подали десерт, Жизель выскользнула из-за стола и отправилась в подсобное помещение, чтобы проследить за тем, как разливались спиртные напитки.

На таких торжественных трапезах ни в коем случае нельзя нарушить этикет, кубки с напитками должны подаваться на соответствующие столы: вино, щедро сдобренное всевозможными дорогими пряностями и мелко нарезанными яблочными дольками, – для высокородных дворян, эль с печеными яблоками – для тех, кто занимает более скромное положение в обществе; всадники из свиты господ, как правило, получали кувшины с сидром.

После непременных рождественских тостов столы отодвинули к стене, и в центре зала начали веселое представление жонглеры и фокусники, которых Жизель наняла для потехи гостей на сегодняшний вечер. Жизель и сама увлеклась их забавными выходками, тем более что теперь не нужно было думать о сэре Майлсе – тот стоял в дальнем конце зала и оживленно беседовал с группой молодых вельмож.

В целом Жизель была удовлетворена тем, как прошел рождественский прием, и если весь день ее преследовало чувство досады из-за поведения сэра Майлса, то сейчас она отметила, что он не обращает никакого внимания ни на леди Алицию, ни на леди Елизавету.

Жизель не стала ломать голову над вопросом, почему его пренебрежение другими дамами должно ее утешать.

На следующее утро девушка проснулась с тягостным предчувствием, что сэр Майлс станет снова повсюду безмолвно преследовать ее, но вскоре от прислуги узнала приятную новость: несколько рыцарей, и он в том числе, решили устроить прогулку на лошадях.

Она обрадовалась, так как временная передышка давала уверенность, что никто не будет мешать ей исполнять свои обязанности. Остаток дня пролетел незаметно.

Прежде чем отправиться в опочивальню для того, чтобы переодеться к ужину, Жизель решила, что, раз уж назойливый сэр Майлс не досаждал ей своим присутствием весь день, она сможет вытерпеть его соседство за столом. О чем и сделала соответствующие распоряжения.

Довольная тем, как легко преодолела собственное раздражение, Жизель поднялась в свои апартаменты и увидела, что Мэри успела приготовить ее любимый наряд – отделанное серебряным шитьем платье из мягкой шерсти, темно-синего цвета, каким бывает летнее безоблачное небо при закате солнца. Рядом на кресле лежала голубая шаль с серебряным обручем, которую она всегда носила поверх распущенных волос.

Жизель улыбнулась, подошла ближе – и тут заметила возле платья какую-то расписную деревянную коробку. Заинтригованная, она положила коробку на стол и открыла ее.

Внутри оказалась шаль самого омерзительного цвета, какой она могла себе представить, – тускло-зеленого, как раздавленный горох. Лицо ее исказила гримаса отвращения; пожав плечами, девушка осторожно вынула шаль из коробки. Жизель, конечно, сразу оценила, что изделие выткано из тончайшего шелка, однако никогда еще она не видела вещи, которая столь не шла бы к ее волосам и цвету лица.

Накинув шаль на голову, она подошла к зеркалу, чтобы убедиться в своей правоте.

Интересно, кто преподнес ей такой подарок? Дядюшка? Слава Богу, он ни за что не купил бы для нее столь пышный убор. Сэр Майлс? Да, наверняка это от него.

Ну конечно! Ведь поклонник должен подносить дары предмету своего обожания в каждый из двенадцати рождественских дней! Так принято в высшем обществе. Следовательно, это – первый.

При мысли о том, что теперь неизбежно последуют еще одиннадцать подобных сюрпризов, Жизель тяжело вздохнула. А ей казалось, что сэр Майлс обладает хорошим вкусом! Его собственные одежды были подобраны самым тщательным образом – так, чтобы подчеркнуть и благородство черт, и гордую осанку.

Но ведь он сперва выбрал шаль и лишь после этого увидел будущую невесту, подумала Жизель, однако тут же решительно тряхнула головой. Нечего его выгораживать – теперь-то он ее уже видел, вот и не надо было дарить эту жуткую шаль! Может, он думал…

Какое значение имеет, что он там думал! Шаль ей не идет. К тому же вчера он вел себя не лучшим образом. Следил за каждым ее шагом, словно они уже женаты!.. Сегодня она поблагодарит его, как того требуют приличия, но не более.

Придя к такому решению, Жизель аккуратно положила шаль в коробку и убрала с глаз долой – в большой одежный сундук. Она не испытывала ни малейшего желания давать объяснения своей горничной, которая вот-вот должна была появиться, чтобы одеть хозяйку к выходу.

Когда Жизель спустилась в главный зал и начала проверять, все ли подготовлено к ужину, она сразу заметила статную фигуру Майлса, стоявшего в группе мужчин у камина спиной к ней. Длинные темные волосы мягкой волной падали на его широкие плечи, идеально сшитый черный камзол обхватывал стройное, поджарое тело, на узкой талии поблескивал пояс из переплетенных золотых колец, а вся поза излучала по-кошачьи ленивую грацию. Одним словом, Майлсу не было равных среди мужской части гостей.

Без сомнения, он прекрасно знает о своей привлекательности, подумала Жизель, поэтому считает, что благодаря одной красивой внешности может навеки меня осчастливить. Наверняка уверен, будто я тут весь день горевала и убивалась, узнав, что он предпочел моему обществу верховую прогулку. Видимо, всю жизнь окружающие только и делали, что льстили ему и искали его общества.

Этот самонадеянный щеголь и не подумает принять мой отказ!

Едва заметив Жизель, уже успевшую сесть за стол, Майлс извинился перед собеседниками и направился к ней. Девушка увидела, что между его бровей залегла морщинка, а твердые губы крепко сжаты; и то и другое говорило о досаде и разочаровании.

Девушка почувствовала укол совести. Несмотря на отталкивающий цвет шали, надо было все-таки ее надеть, с искренним раскаянием подумала она. Нельзя же быть такой неучтивой!

Прежде чем Майлс успел подойти, в зал вошли сэр Уилфрид и отец Павел. Слуга с поклоном указал Майлсу на кресло подле Жизель, и тот уселся, даже не пожелав ей доброго вечера.

Стараясь не обращать внимания на суровое выражение его лица, Жизель решила, что у нее есть дела поважнее, чем отмечать, здоровается он с ней или нет.

В непреклонном молчании они приступили к трапезе, однако в скором времени Жизель вспомнила о том, что собиралась поблагодарить его за подарок – и на том покончить с любезностями.