Маргарет Мур - Двенадцатый день Рождества

1226 год

Ворвикшир, День всех святых

Высокая чаша с неимоверным грохотом упала на столешницу. Дамы, рыцари и всадники, собравшиеся в огромном красивом зале, мгновенно прервали трапезу и обратили вопрошающие взоры к стоявшему на возвышении столу.

— Что ты сказала ? Повтори-ка, я, видимо, ослышался, — не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил сэр Уилфрид Уотертон и повернулся к племяннице, сидящей подле него.

Видя, что раздражение сеньора направлено на Жизель, воины спокойно вернулись к прерванным беседам; у многих на губах заиграли понимающие улыбки: в замке ни для кого не было тайной, что, когда речь заходит о племяннице сэра Уилфрида, которая находится под его полной опекой, гнев владыки носит, скорее, показной характер.

Однако сама Жизель не смогла сохранить спокойствие, учитывая суть того, о чем она только что попросила дядю. Но девушка твердо решила стоять на своем. Когда еще представится такой удобный случай поговорить с опекуном? Ведь сэр Уилфрид редко сидел дома: едва наступал день, пригодный, по его мнению, для охоты, он с утра до ночи проводил в лесу. Да и в остальное время ей практически никогда не удавалось остаться с ним наедине — и в огромном замке, и на обширных просторах владений сэра Уилфрида они крайне редко встречались один на один. Добросердечного и чрезвычайно богатого властителя постоянно окружали подчиненные и друзья.

Именно рассчитывая на великодушие сэра Уилфрида, Жизель и завела сегодня разговор о предстоящем обручении. Старательно игнорируя присутствующих в зале, девушка обворожительно улыбнулась.

— Дядюшка! — сладким голосом проворковала она. — Я не жду, что вы разрешите мне самой выбирать себе мужа. Так далеко моя просьба не заходит. Но позвольте мне иметь собственное мнение и постарайтесь учесть его, если ваш выбор не придется мне по сердцу.

Сдвинув седые мохнатые брови, сэр Уилфрид склонился к племяннице.

— Уж не от леди ли Катарины набралась ты своеволия? — прорычал он.

— Нет, дядюшка, вовсе нет! — поспешила заверить его Жизель.

И действительно, леди Катарина неустанно вдалбливала в головы всех девушек-дворянок, которые попадали к ней на воспитание, что их участь — беспрекословно подчиняться любому волеизъявлению главы семьи, будь то отец, дядя, брат или кузен. Однако с течением лет Жизель все чаще и чаще убеждалась, что подобное подчинение на деле означает полное разлучение с семьей после свадьбы. Вот и Сесилия Дебарри фактически оказалась пленницей мужа, как только вышла замуж. После свадебного обряда от нее не было никаких вестей: значит, Бернард Ловен, супруг Сесилии, оказался даже более строгим, чем леди Катарина. А ведь как вежливо, учтиво и предупредительно вел он себя в тот единственный раз, когда приехал к ним накануне свадьбы! Только теперь Жизель поняла, что он просто хотел пустить пыль в глаза. Если бы не эгоистичные приказы мужа сидеть дома, Сесилия уже давно нанесла бы ей визит.

— Прежде я никогда не давала вам повода усомниться в моем послушании, дядюшка! — умоляющим голосом продолжала она. — Без всяких пререканий я поехала к леди Катарине и оставалась у нее до тех пор, пока вам было угодно. Вы не слышали от меня никаких жалоб. Я всегда делала то, что вы требовали. И ни разу еще ни о чем вас не просила. Сейчас обращаюсь к вам впервые. Если вы считаете, что для меня настало время выходить замуж, то моя просьба, по-моему, вполне естественна. Так почему же вы сердитесь?

Сэр Уилфрид растерянно замигал, и сердце девушки забилось с надеждой, но старик быстро взял себя в руки.

— Я уже нашел для тебя мужа! — заявил он.

С трудом сглотнув, Жизель во все глаза уставилась на дядю; улыбка сошла с ее прелестного лица.

— Вы… вы нашли?..

— Вот именно, нашел. Мы с ним сговорились в прошлом месяце, когда ты жила у леди Катарины.

Жизель медленно втянула в легкие воздух.

— Почему же вы ничего не сказали мне?

Вместо ответа дядюшка поднес к губам тяжелую чашу и сделал большой глоток вина.

— Так почему вы ничего не сказали? — упрямо повторила Жизель. — Может, потому, что помолвка еще не окончательна? Может, у жениха имеются какие-то пожелания?

— Господи! Какие там пожелания! — засмеялся сэр Уилфрид. — С твоим-то приданым? Этот малыш еще не выжил из ума.

Ах да, ее приданое. Наследство, которое она должна получить только после свадьбы. Жизель знала, что ей завещана очень крупная сумма, если не целое состояние!

— Спасибо хоть, что не считаете его идиотом, — отозвалась девушка, стараясь говорить спокойно, хотя от мысли, что ее будущее уже предрешено — и в ее отсутствие! — в душе у нее все клокотало. — Могу я узнать, как зовут моего жениха?

— Сэр Майлс Бакстон.

Бакстон. Имя ничего не говорило Жизель, но чему тут удивляться? Она могла бы перечесть по пальцам одной руки известных ей молодых людей. Леди Катарина держала своих воспитанниц чуть ли не в полной изоляции, тщательно ограждая их от любых встреч, которые могли быть дурно истолкованы светом и вызвать вокруг девушек всякого рода кривотолки и сплетни.

Внезапно у Жизель возник еще один важный вопрос:

— А он… очень старый?

— Сэр Майлс на пять лет старше тебя.

Слава Богу, молодой, с облегчением подумала девушка.

— Значит, ему нужны деньги?

Сэр Уилфрид едва не поперхнулся вином.

— Что за вздор, дитя мое! Конечно, нет! — рявкнул он. — Ты что, держишь меня за полного дурака? Или сомневаешься, что любой мужчина в Англии счастлив породниться с нашим древним родом?

— Простите меня, дядюшка! — с раскаянием воскликнула Жизель. — Я не так выразилась. Просто любопытно, почему вы до сих пор не объявили мне об обручении.

— Причина тому одна: он должен подписать брачный контракт.

Жизель ухватилась за его слова, как слабая веточка омелы цепляется за крепкий ствол яблони. С трогательной мольбой она взглянула на своего могущественного дядю:

— Я более чем уверена, что вы сделали для меня чудесный выбор, но, раз он еще не подписал контракт, значит, обручение пока что не признано официальным и вы можете позволить мне отказаться от брака. В конце концов, по условиям завещания я имею на это право.

От неожиданности сэр Уилфрид отпрянул назад, расплескав вино, и уставился на племянницу, не обращая внимания на расползающееся по столу кроваво-красное пятно.

— Святая Агата! Как ты узнала… — Запнувшись, он помотал головой. — Нет, дитя, ты не можешь ему отказать!

— А вот духовник леди Катарины говорит совсем иначе, — настаивала на своем Жизель, мысленно вспоминая, как вынудила несчастного молодого священника, не смеющего поднять на нее глаза, объяснить ей все тонкости закона о браке. — Он сказал, что девушка, которую принуждают выйти замуж, смеет противостоять семье.