Джулия Джеймс - Продажная любовь

— Покажите мне это ваше платье, — прозвучал сзади краткий бесцеремонный приказ, хотя и смягченный обращением на «вы».

Обернувшись, она увидела Никоса.

— Мама слишком тактична и не может сказать, что не хотела бы, чтобы вы надели что-нибудь неподходящее на свадебный прием. Если я не смогу переубедить ее — нравится вам это или нет, — мне придется согласиться на ее предложение, — сказал он с нескрываемой неприязнью.

— У меня прекрасное вечернее платье, большое спасибо.

— Об этом мне судить, — мрачно произнес Никос и прошел в комнату мимо Энн.

Было тяжело видеть его здесь. Он, как всегда, царил в любом пространстве. Последний раз он был в этой комнате в ту ночь, когда пришел за сексом…

Чтобы избежать немыслимой перспективы совместной поездки в Афины, она молча подошла к шкафу и нашла вечернее платье. Очень красивое — из турецкого шифона, с многослойной юбкой. Одно плечо открыто, на другом — широкая драпированная полоса. Первоначально декольте в платье было больше, чем ей не нравилось, и она сделала складку. А еще на юбке сбоку был разрез от бедра, который она тоже уменьшила, старательно сшив два клина.

Услышав позади себя проклятие, она вздрогнула. Никос выхватил платье из ее рук.

— Где вы это взяли? — прорычал он.

Энн настороженно молчала, не понимая эту необъяснимую вспышку гнева. Он ответил за нее:

— Не трудитесь лгать! Я сразу же узнал его! Ваша сестра была в нем в ту ночь, когда она вцепилась своими алчными когтями в моего брата!

Энн ошеломленно смотрела на Никоса. Его глаза горели гневом. Он бросил платье на пол, и Энн, коротко вскрикнув, инстинктивно дернулась поднять. Сильные руки схватили ее за локти, не давая шевельнуться.

— Вы специально это планировали? Пройтись в этом платье передо мной, перед моей матерью!

— Я не представляю…

— Не представляете? Зачем же привезли его сюда?

— Потому что красивое платье, и все. Я не думала… — она перевела дыхание, — я не думала, что вы его узнаете.

Как он вообще мог узнать его? Откуда ему известно, в каком платье была сестра, когда познакомилась с его братом?

Он издал стон отвращения:

— О, это платье навсегда врезалось в мою память, не сумею забыть. Особенно запомнилось, как ваша сестра снимала его передо мной.

У Энн было такое ощущение, будто у нее внутри появился огромный кусок льда.

Глаза Никоса стали совершенно черными.

— Однажды в Монако мы с Андреасом были приглашены в круиз на яхте. Владелец яхты — бизнесмен, мы вели с ним переговоры — любил приглашать на борт девочек — на случай, если кто-то из гостей приедет один и захочет развлечься. Понятно, каких девочек. Которые любят развлекаться на подобных вечеринках за чужой счет. Правда, они расплачиваются по-своему, — он возмущенно фыркнул. — Ваша сестра наметила меня с самого начала. Такие девушки только кажутся неискушенными — она выяснила и знала точно, кто я, сколько стою и что я в этом круизе без женщины. Только в одном ошиблась: меня не интересуют девушки вроде нее. Мое безразличие не отпугнуло ее, она приняла его как вызов. В последнюю ночь, когда мы плыли обратно в Монако, я вернулся в каюту и застал ее там. Она ждала меня. В этом наряде.

Он посмотрел на злосчастное, платье, валявшееся на полу, потом перевел взгляд на Энн.

— Она направилась ко мне, на ходу снимая платье. Я резко велел ей одеться и уйти. Поняв, что со мной ей ничего не светит, она зло сказала, что заставит меня пожалеть о том, что я отверг ее. На следующий день я узнал, что она с Андреасом.

Его глаза превратились в узкие щелки, и ледяным голосом он процедил:

— Ваша сестра — сволочь, вцепилась в моего брата от злости, из мести, потому что я отказался покупать ее тело за бриллианты!

Как вынести страшные слова, поверить этому жуткому рассказу… Энн с трудом нашла в себе силы заговорить:

— Она любила Андреаса, я знаю. Я видела их вместе.

— Деньги она любила. Состояние Теакисов. Из-за этого и забеременела.

Сейчас Никос выглядел точь-в-точь таким, каким она увидела его четыре года назад. Энн медленно перевела глаза на платье. Затем снова на Никоса. Его лицо оставалось застывшим.

Было страшно подумать о мире, в котором жила Карла, сделав себя игрушкой богатых мужчин, платя за роскошную жизнь…

Я никогда не хотела думать так о Карле. Слишком отвратительно, слишком постыдно. Но Никос видел собственными глазами…

Она медленно наклонилась, подняла платье и тихо произнесла:

— Я не надену…

— Нет. Наденьте, Энн. Наденьте и взгляните в зеркало. Увидите себя. Вы как ваша сестра — красивая внешность, но внутри…

Он плотно сжал губы и, не говоря больше ни слова, вышел.

Энн была потрясена. Никос приоткрыл завесу, которую она полуосознанно предпочитала не поднимать. Догадывалась, что под ней скрывается, и не хотела видеть. Но это зло существовало. Неизгладимо. Пороча память сестры.

Неудивительно, что он так сильно ненавидел ее .

Эти мысли не отпускали, преследовали ее. Она пыталась заглушить их, но они возвращались снова и снова.

Она старалась отвлечься. Помогала предсвадебная суета. Сначала Энн занималась с Ари, потом знакомилась с семьей Тины, потом обедала в большой компании. Всеобщее внимание сосредоточилось на Тине, так что легко было оставаться в стороне и уделять внимание Ари.

Следующий день проходил почти также. Вилла казалась очень многолюдной. На ланч приехал Сэм, и Ари попал в свою стихию. Он представлял Сэма тем родственникам Тины, которые впервые видели жениха:

— Это доктор Сэм. Но не такой доктор, который лечит, когда животик болит. Он доктор для старых вещей. Очень старых. Старше, чем йа-йа.

Конечно, это вызывало дружный смех у всех, включая миссис Теакис. Она, как и предполагала Энн, была исключительно радушной хозяйкой. И ее сын тоже — приветлив, искренне любезен, никакой заносчивости и высокомерия. В нем не видно было богатого человека, который снисходительно общается с родственниками своих служащих.

Энн поймала себя на том, что она исподтишка наблюдает за Никосом. Он разговаривал, улыбался и смеялся свободно и раскованно, и почему-то ей было больно это видеть.

Она специально старалась держаться незаметно, не вызывать к себе интерес, не переключать на себя разговор. Но в какой-то момент к ней обратилась мать Тины:

— Для Тины большое облегчение, что вы здесь. Отвлечете внимание Ари, когда она уедет.

— Тине не стоит сильно волноваться. Ари привыкнет к ее отсутствию. В отличие от взрослых дети в его возрасте легко привыкают к новым обстоятельствам.

— Надеюсь, вы правы, — с сомнением сказала женщина.

Энн хотелось успокоить ее:

— Моя мама умерла, когда мне было четыре — возраст Ари. Я почти ничего не помню о ней и, уж конечно, о ее смерти. Все мои «воспоминания» — это рассказы сестры. Карла — мать Ари — перенесла все очень тяжело. Ей было девять.