Сабрина Филипс - Месяц в королевской спальне

– Прости, если я скажу «d'accord», значит – соглашусь?

– Да!

– Тогда d'accord. Твоя взяла. Я остаюсь здесь и работаю во дворце. Но мне нужно оборудование, материалы и… – Калли посмотрела на свой костюм. – Я ведь думала, что приеду на несколько часов, поэтому надо, чтобы мне прислали одежду из дома. Ты же не станешь отрицать, что она мне пригодится, пока я тут нахожусь? – выпалила девушка, не подумав о двусмысленности последней фразы.

– Понадобится ли тебе одежда в моем доме, покажет время, Калли, – протянул Леон чрезвычайно довольным тоном, специально называя ее по имени. А потом фыркнул. – Глупости, ничего не надо вести из Англии. Все, что требуется, тебе пришлют из Парижа, в том числе и новый гардероб.

– Мне не нужна новая одежда!

Леон окинул ее критическим взглядом:

– О! Тут я бы с тобой поспорил.

Щеки Калли вспыхнули.

– Но меня, к счастью, не интересует твое мнение, особенно по этому вопросу! – моментально взорвалась она.

– К счастью?.. Тебе не кажется, что это звучит чересчур эмоционально и откровенно? – насмешливо произнес Леон, допив кофе.

– Но… – Калли вся кипела от возмущения.

– А пока, думаю, ты хочешь осмотреть картины, – продолжил Леон, не обращая внимания на ее недовольство. – Составь список необходимых материалов и инструментов и передай его Бойэ в конце дня. Он проследит, чтобы все было куплено и доставлено. И хотя твою новую одежду привезут из Парижа только завтра, думаю, тебе все-таки стоит пораньше снять жакет. Ты от этого не умрешь. Нет, я бы сказал даже, что, наоборот, я уже начинаю бояться, что ты можешь с минуты на минуту брякнуться в обморок.

Он встал из-за стола, и Калли последовала его примеру. Ей не хотелось, чтобы Леон ушел и тем самым закончил их разговор.

– Может, некоторые женщины и брякаются в обморок в твоем присутствии, Леон, но я, уверяю, совершенно холодна и спокойна.

– Ну, если ты сейчас холодна, дорогая, то жду не дождусь того момента, когда ты распалишься от страсти, – пошутил он и направился к дверям.

И получилось, будто она специально встала, как того требовал протокол!

– Тебе следует запастись терпением! – закричала вслед Калли, а затем упала в кресло и скорей, скорей стащила с себя жакет. Еще немного, и она действительно могла упасть в обморок.

– Не уверен, что оно мне понадобится, – неожиданно раздался рядом голос вернувшегося Леона. Он опустил взгляд на ложбинку между ее грудей. – А как у тебя обстоят дела с терпением?

Спустившись на следующее утро по лестнице на первый этаж, Калли столкнулась с Бойэ. Вокруг него на полу находилось великое множество всевозможных пакетов. Картина напомнила ей Рождество в доме Дэвида восемь лет назад. Тогда она нашла целую гору подарков, но по глупости уговорила Дэвида поехать к ее родителям. Его кислое лицо, когда он увидел те несколько коробок, что лежали под елкой, мгновенно всплыло у нее перед глазами.

– Отнести пакеты в вашу комнату, mademoiselle Гринуэй?

– Я думаю, что найду среди всего этого богатства что-нибудь удобное и подходящее для работы. Спасибо вам, Бойэ. Давайте вместе отнесем.

Несмотря на все протесты дворецкого, Калли помогла ему перенести более пятидесяти пакетов наверх. Однако, пересмотрев их содержимое и завалив весь пол бумагой, она обнаружила, что ошиблась в своем предположении. Среди туфель на высоком каблуке, вечерних платьев и огромного вороха белья ей удалось откопать лишь пару льняных брюк и одни дизайнерские джинсы, но в пакетах не нашлось ничего из того, чтобы Калли могла надеть для работ с красками. Купленная одежда скорее пригодилась бы любовнице, чем реставратору, а ведь работа ей предстояла нелегкая и грязная.

«Может быть, это и был гардероб для любовницы?» – предположила про себя Калли, вспомнив замечание Леона о многочисленных женщинах, деливших с ним завтрак. У него, наверное, составлен список, и для каждой новой любовницы покупается определенный набор одежды и белья. Ну, она-то сюда приехала с другими целями и задачами, а вовсе не для того, чтобы наряжаться для Леона, напомнила себе Калли. Придется ей самой позаботиться об этом!

Двадцать минут спустя Калли, захватив с собой джинсы и голубую блузку, уже спускалась по лестнице вниз в студию, чтобы приступить к работе.

Маникюрные ножницы помогли ей укоротить джинсы и срезать с них все ненужные украшения, хотя вряд ли в них теперь можно было выйти на улицу. Наверх она надела голубую шелковую блузку и завязала ее концы узлом на талии.

Студия оказалась раза в три больше, чем та, в которой Калли работала у себя дома. Благодаря высоким стеклянным дверям из комнаты открывался вид на море, а сама комната была залита светом. Но конечно, вначале взгляд приковывали к себе полотна Ренара.

Когда вчера она сидела на веранде после завтрака, к ней подошел Бойэ и сообщил, что картины Ренара скоро будут перенесены в мастерскую, где она будет работать. Обрадованная возможностью наконец-то заняться делом, Калли вспомнила, что должна поговорить с дворецким принца о материалах, необходимых для реставрации. Она составила список и отнесла его Бойэ, от которого с облегчением узнала, что Леон уехал и не вернется до самого вечера.

Взяв стул, Калли поставила его перед полотнами и глубоко вздохнула, стараясь выкинуть из головы все мысли и сконцентрироваться на предстоящей работе, но мысли все равно разбегались. Возможно, из-за того, что в мастерской стояла непривычная тишина, а она привыкла к постоянному шуму дорожного движения за окном. Калли огляделась и заметила лежащий на диване CD-плеер. Пробежавшись взглядом по дискам, стоявшим на полках шкафа, она выбрала сборник современного джаза.

Умение концентрироваться на работе всегда считалось одним из ее главных достоинств. В Кембридже вместе с ней училось много студентов более одаренных, чем она, но, как говорил преподаватель, ни один не относился к учебе так же серьезно, как она. Остальные студенты большую часть времени развлекались и начинали заниматься только перед экзаменами или сдачей проекта. Калли же заканчивала одну работу и тут же приступала к следующей.

Конечно, когда-то Калли лелеяла надежды стать художницей. Смешно, но ее творения, если бы она их завершила после расставания с Дэвидом, имели больше шансов оказаться на выставках и в музеях, чем полотна Ренара. «Как это возможно, что человек, который открывает университет и ратует за повышение интереса к искусству, может скрывать от людей одни из самых впечатляющих картин девятнадцатого века? – терялась в догадках Калли, сжимая кулаки. – Университет, как и все остальное, – часть его обязанностей. Он вечно играет роль, и далеко не все, что Леон делает, отражает его искренние чувства». Об этом ей забывать никогда не следует.