Сандра Мэй - Весенние мелодии

Из Айовы пришел рапорт об обнаружении останков Аделы Баркли, похороненной в большом кожаном чемодане…

А потом пришло время возвращаться в Нью-Йорк.

Джеки О’Брайен и Сэм Каллахан сидели на скамеечке в парке, где всего неделю с небольшим назад их застигла покойная Пейдж Бартолби. На этот раз они почти не говорили. Молчали.

Потом Джеки тоскливо протянула:

– Дядя Сэм… Он даже не хочет со мной разговаривать!

– Ну что ты хочешь? Он вбил себе в голову, что недостоин тебя и все такое. Джеки, ты поезжай и разберись со своими делами. Подай на свою розовую начальницу в суд, приведи в порядок квартиру… Подумай хорошенько, ведь жить с полицейским – это не сахар…

– Дядя Сэм, вам ли это говорить?

– А кому же, как не мне? Я же знаю. Рик ни за что не поедет в большой город. Готова ли ты остаться здесь, в глуши?

– Я действительно так напоминаю дурочку с амбициями?

– Вовсе не напоминаешь. Но ты прожила в большом городе всю свою жизнь. Нелегко бросать то, к чему привык с детства.

– Я люблю его.

– Я лично – рад. Дейрдре тоже. Шончик, судя по всему, женится на юном даровании – это тоже хорошо. Джеки, за вас с Риком это все равно никто не решит. Поезжай. И подумай.

Джеки задумчиво крутила в руках зеленую веточку…

Она уехала через три дня. Рик был на дежурстве – судя по всему, из чистой вредности. Джеки прождала его во дворе, а потом Шон решительно запихал ее в машину.

– Нечего потакать порокам. Пусть он локти кусает, зато ты не опоздаешь на самолет.

В самолете она просто спала без задних ног – и улыбалась во сне. Ей снилась их с Риком свадьба…

В городской квартире Джеки ждал сюрприз в виде красных и смущенных донельзя Энни и Алджи. Везде царил порядок, ничто не напоминало об ужасных событиях недавнего прошлого. Энни и Алджи потели и пугались. Джеки было их жаль.

– Джеки, дорогая… я понимаю, мы не имеем права сюда входить, но…

– Алджи, перестань блеять. Энн, почему ты красная?

– Джеки, мы…

– Вы сделали нормальную и абсолютно естественную вещь. Вы полюбили друг друга и вышли замуж… женились… заключили брак! Ничего ужасного в этом нет. Я вас поздравляю. Будьте счастливы.

Они пили чай с тортом, и Алджи все время ухаживал за Энни, а у Джеки сжималось сердце…

Потом она занималась своими делами, оформляла увольнение, получала компенсации, участвовала в закрытых слушаниях по делу Баркли… В конце мая, сидя дома, Джеки О’Брайен неожиданно поняла, что ее тошнит.

Она пошла на кухню, напилась воды из-под крана, и ее тут же стошнило еще раз. Джеки с облегчением приползла в гостиную и набрала телефон Сары Глоу, своего доктора. Физическая слабость – это единственная реальная неприятность за сегодняшний день, тут все ясно. Она отравилась несвежим йогуртом, и сейчас Сара ей скажет, что нужно выпить…

Ощущение дежавю возникло где-то на подкорке – и исчезло.

Сара задала несколько дурацких вопросов, совершенно не имеющих отношения – на взгляд Джеки – к отравлениям. Когда в последний раз были месячные? Какие ощущения Джеки испытывает по утрам в последнее время? Принимает ли Джеки гормональные препараты? Что вообще принимает Джеки?

В результате Сара посоветовала и вовсе несусветное:

– Что ж, полагаю, дорогая, тебе стоит купить тест и проверить все самой.

– Какой еще тест? На наличие нитратов?

– Не совсем. На наличие беременности.

– Бере… Зачем?

– Ну, видишь ли, ты довольно здоровая девица, и у тебя вполне классический набор симптомов… По идее тебя еще должно тянуть на соленое.

Джеки очнулась и с недоверием уставилась на надкушенную головку маринованного лука, которую она совершенно машинально вытянула из холодильника, куда полезла за сливками для кофе. Потом ее внимание вновь переключилось на Сару.

– Это полная чушь, я не могу быть беременной, потому что…

– Почему же?

– Потому что! У меня никого нет, в последний раз я занималась этим… минуточку, сейчас посчитаю…

– Дорогая, родильные отделения клиник просто кишат любительницами математического подхода к контрацепции. Самый ненадежный метод предохранения, должна заметить. Таблетки ты не принимаешь, резиновые изделия вызывают у тебя аллергию… Я не могу утверждать на сто процентов, но… в конце концов, тест займет всего пять минут, зато потом ты будешь твердо уверена…

– …В том, что я не беременна!

– Возможно. А возможно – наоборот. В любом случае ты будешь знать наверняка. Перезвони мне, о’кей? Пока, дорогая, у меня пациент.

Начало июня выдалось дождливым и тоскливым. Рик Каллахан сидел в полицейском управлении и разгадывал кроссворд.

Телефон зазвонил, как колокола Страшного суда. Рик со вздохом снял трубку. В принципе, звонки мамы он всегда чувствовал…

– Сын мой!

– Мама?

– Я говорю – и это мой сын! Скрывается! Не ночует дома…

– Мама, заканчивай. Я офицер на дежурстве…

– Офицер – и все еще на дежурстве, как сопливый сержант!

– Ма!

– Прокляну! Рики, мальчик мой, ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, а что?

– Просто тут такое дело… Как ты отнесешься к прибавлению в нашем семействе?

– Марго ждет пятого? Или Шон решил все-таки…

– Нет, они здесь ни при чем. Это ты, паразит, чудишь.

– Мама! Пейдж Бартолби…

– Упокойгосподиеедушу!

– …скончалась и погребена, но тебе не дает покою ее слава. Что ты несешь?

– Ты бы лучше домой приехал, придурок малолетний!

С этими словами Дейрдре Каллахан отключилась.

Конечно, он примчался домой. Конечно, он волновался. И, конечно, он даже предположить не мог, КТО выйдет ему навстречу.

Джеки О’Брайен шагнула к Рику Каллахану и сказала:

– Я тебя люблю. Я без тебя умираю. И еще: у меня будет твой ребенок, поэтому, как честная женщина, я должна выйти за тебя замуж. Церемонию я уже продумала.

Рик и Джеки стояли на вершине высокой скалы, вздымавшейся в бирюзовое небо над озером Бисерным. Чуть позади переступали с ноги на ногу две лошади, впрочем, не белые. Пар вырывался из их ноздрей, лошади тихонько пофыркивали, словно не понимали, зачем эти глупые люди торчат на морозе… Да, на морозе, потому что посреди июня в Монтане грянули заморозки!

Рик обнял Джеки, осторожно коснулся губами ее виска, потом румяной щеки, губ, подбородка. Она закрыла глаза и прижалась к нему, как обычно, испытывая странное чувство.

Она словно плыла, растворяясь в воздухе. Превращалась в солнечный луч, в снег на ветке дерева, в само это дерево, в придорожный камень. Она была везде – и нигде.

Не было ни озера под ними, ни неба над головой. Не было их самих. Только сияние, повисшее в воздухе, только звон небесных колокольчиков, только тепло и сила любимых рук, да одно дыхание на двоих, а еще два сердца, бьющихся в унисон, два тела, сплавленных в одно, две жизни, слитых воедино.