Джейн Арбор - Цветок пустыни

– Не могу сказать, что испытываю тоску по родине, – сказал он, – однако в этом наряде вы настолько похожи на нашу королеву, собирающуюся спуститься в угольную шахту, что я близок к тому, чтобы испытать нечто подобное. А если учесть, что вы тоже Елизавета…

– Да. Но меня всегда зовут Лиз, и я уверена, что королеве вряд ли польстит подобное сравнение. И ей-богу, я уверена, что ее шлем был более тщательно подобран по размеру. Мой же сползает из стороны в сторону, стоит мне повернуть голову, вот, посмотрите!

Расхохотавшись, они вышли из вагончика как раз в то время, когда мимо них промчался автомобиль и остановился неподалеку. Проезжая, водитель дважды посмотрел в их сторону, а когда он вышел из машины, Лиз узнала в нем Роджера Йейта. Он поднял руку в знак приветствия.

– Это доктор Йейт, – шепнул Крис, хотя в этом не было никакой необходимости. – Думаю, он приехал, чтобы осмотреть Тэнди. На днях парень играл в крикет и растянул сухожилия, но, надеюсь, госпитализация не понадобится. Когда у нас кто-то заболевает по-настоящему, шеф связывается с «Отцом Фуко». Так называется больница в Тасгале. Но вы, конечно, знаете о ней. И, наверное, с самим Йейтом знакомы?

– Да. Как только я приехала, у отца случился приступ малярии, и доктор Йейт лечил его.

– Я слышал, – кивнул Крис. – Хороший он парень, этот Йейт, как по-вашему? Хотя с дураками особенно не церемонится.

– Да и с мошенниками тоже.

– С мошенниками? – переспросил Крис с удивлением и рассмеялся: – А об этом-то вы откуда знаете?

– Я имела в виду его отношение к тем людям, которых он не одобряет.

– Но не станете же вы утверждать, что вам довелось испытать на себе его плохое отношение? Вот уж никогда не поверю! Давайте будем считать, что вы догадались об этом благодаря своей необыкновенно развитой интуиции. Едва ли доктор Йейт осмелился критиковать вас. Думается, никто на это не осмелится. По крайней мере, из числа мужчин…

Комплимент был так по-мальчишески наивен, что даже при всей непродолжительности их знакомства Лиз была не в силах обидеться на Криса. «Он очень мил», – решила девушка. Дружеское восхищение Криса Соупера было для нее бальзамом, смягчившим приступ острой боли в сердце при воспоминании о Роджере Йейте, – ведь мнение этого человека значило для нее гораздо больше, чем хотелось бы.

Крис оказался прав. На буровой все было залито толстым слоем пенящегося раствора, и все, кто работал там, улыбались Лиз сквозь слой глины, налипшей на их на лица. На четвертой вышке она зачарованно наблюдала за тем, как проводилась замена гигантского бура, выработавшего свой ресурс.

Крис тем временем пояснял:

– Пока что пройдено три тысячи метров и, возможно, придется пройти еще тысячу, прежде чем мы доберемся до нефти. Бурение тут не прекращается ни днем ни ночью. Люди очень устают. Мы все мечтаем об отпуске.

– Кстати, а когда настанет ваш черед отдыхать?

– В следующую пятницу, слава богу. Поеду в Тасгалу, поживу в гостинице… Послушайте, Лиз… – Крис переступил с ноги на ногу и уставился в пол. – Пока я буду там, не могли бы мы встретиться как-нибудь вечером?

– С удовольствием, – улыбнулась девушка. – А в качестве ответного жеста позвольте пригласить вас на небольшую вечеринку, которую устраиваем мы с папой. – И она рассказала про «новоселье».

Приглашение было с готовностью принято. На обратном пути Лиз спросила:

– А вы все свои отпуска проводите в Тасгале? Или возвращаетесь в Англию?

– Нет, только не в Англию. В прошлом году я побывал на Ривьере.

– Вы говорили, что сейчас вовсе не скучаете по Англии. Это на самом деле так? – усомнилась Лиз.

– Сперва скучал, конечно, – вздохнул Крис. – А теперь нет.

– Но разве у вас там никого не осталось?

– Из родных – только дед. Еще была… Однако это совсем другая история. – Крис помолчал, но все же решил продолжить: – У меня была девушка, по которой я сходил с ума. Но все закончилось еще до того, как я уехал из Англии, так что и по этому поводу у меня нет особых причин возвращаться обратно.

– Прошу меня извинить, – смутилась Лиз, – у меня не было намерения совать нос в вашу личную жизнь.

Однако она почувствовала, что сердечные переживания, столь похожие на ее собственные, незримо связали ее с Крисом.

– Не извиняйтесь, – ответил он. – Так часто бывает в жизни. Мы с Дженни вовсе не поссорились. Просто я не соответствовал представлениям ее родителей об идеальном зяте. Видите ли, она была несовершеннолетней. И когда я в последний раз пошел повидаться с ней, ее даже не выпустили из дома. Дженни отправили в другой город, а ее мамаша заявила мне, что с моими карьерными перспективами и отсутствием источников дохода меня нельзя считать достойным избранником и что мы с Дженни больше никогда не увидимся. Я ничего не мог поделать. Ее адреса у меня не было, и я решил подписать контракт на работу здесь. Я говорил себе, что, если она захочет, найдет способ отправить мне весточку. Однако она не захотела и не писала мне в течение двух лет.

– Но может быть, родители запретили ей писать вам? – предположила Лиз.

– Может быть, – пожал плечами Крис. – Она послушный ребенок, хотя я надеялся, что не до такой степени. Но за два года много воды утекло, и теперь я не жду, как бывало, когда придет почта. Как я уже сказал, такое в жизни случается.

– Мне очень жаль. То есть я хочу сказать, мне жаль, что, возможно, вы так и не узнаете, почему она не написала вам.

После таких откровений ей показалось, что будет вполне естественно рассказать ему про Робина, и она сделала это с такой беспристрастностью, как если бы говорила не о себе.

А потом Крис сказал просто и искренне: – Спасибо, Лиз. По-моему, эти признания сблизили нас. Мы с вами оба свободны от сердечных привязанностей.

Девушка взглянула на него с благодарностью, на душе у нее потеплело. Разговор с Крисом стал утешением за глупую, несбывшуюся надежду на то, что, когда она вернется к вагончикам, машина Роджера Йейта все еще будет стоять там.

В день, когда отмечали «новоселье», Крис пришел из гостиницы пораньше и в последних приготовлениях перед приемом гостей показал себя надежным помощником. Он принес записи последних новинок танцевальной музыки, а потом отправился на «лендровере» к Дженайне одолжить оттуда на время стереопроигрыватель по случаю праздника. Лиз, в рабочих брюках и рубашке, проследила за его отъездом, а затем, перед тем как принять ванну и переодеться, проверила все в последний раз.

Она выбрала короткое платье из бледно-желтого муслина – с юбкой, которая, сужаясь книзу, напоминала цветок тюльпана, и высокой талией, перехваченной широким кушаком из голубого крепдешина, завязанным пышным бантом на спине. Скинув грубые башмаки, совершенно необходимые в условиях пустыни, девушка с наслаждением натянула на ноги тонкие, как паутинка, нейлоновые чулки и надела босоножки с высокими каблуками-шпильками. В Тасгале нашелся великолепный парикмахер – жена одного из инженеров, прошедшая подготовку в Лондоне, в одном из лучших салонов Вест-Энда. В итоге локоны Лиз были подстрижены именно так, как ей хотелось.