Джейн Харри - Уберечь любовь

Зачем он сломал ей жизнь?! Она могла бы любить его, как отца, если бы он был только отцом Клода.

— Доброе утро, — ласково сказал он, отодвигая стул и помогая ей сесть.

— Доброе, — ответила Эмили без тени улыбки.

Брови Горгульи слегка приподнялись. Он явно ожидал от нее другого тона.

— Что ты будешь? — спокойно продолжил он. — Кофе? Или предпочитаешь чай? Попробуй булочки, они теплые. — Он сделал знак рукой слуге, чтобы тот обслужил Эмили.

— Пожалуй, стакан апельсинового сока. И кофе. Я не хочу есть.

— Но тебе необходимо что-нибудь съесть, — настаивал Горгульи. — Доктор сказал, что ты и вчера ничего не ела. Ты же не хочешь заболеть?

Эмили взглянула на него равнодушно и холодно.

— Месье Горгульи, мое сердце уже болит. И никакой едой, даже самой вкусной, его не вылечить.

Оноре молча кивнул слуге, и тот поспешно покинул столовую. Оноре откинулся на спинку стула, его темные глаза не мигая смотрели на Эмили.

— Если ты действительно ничего не хочешь, тогда давай поговорим.

— Не вижу повода долго говорить, — ответила Эмили. — У вас с моей мамой был роман, в результате чего появилась я. Я была бы счастлива не знать об этом. Вот, собственно, и весь разговор.

— Стало быть, прошлое тебя не интересует?

— К моему глубокому сожалению, я как раз заинтересовалась прошлым. Именно поэтому приехала сюда. Я нашла ключ от ячейки банка в связке засушенных плодов джак, которые всю жизнь висели в нашей гостиной. Почему-то мне показалось, что я должна все выяснить. Как я была не права!

— В твоем изложении, — заметил Горгульи, — история моих отношений с твоей матерью звучит достаточно примитивно и банально. Но сюжет еще не вся история. Твоя мать была любовью всей моей жизни. Я потерял ее, теперь уже навсегда.

Эмили поставила стакан с соком на стол и криво усмехнулась.

— История имеет тенденцию повторяться.

Оноре долго молчал, потом тихо произнес:

— Я думал, что знаю про горе все: потери, вину, наказание… Оказывается, я ошибался. — Он улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. — Я не могу найти себе оправдания, что, будучи женатым человеком, полюбил твою мать, да и не хочу их искать. Каждое ее слово, каждый жест, каждая улыбка, поворот головы были благословением моей жизни. Если бы я не встретил ее, я никогда бы не узнал, что такое вкус жизни.

Эмили молча слушала, испытывая при этом противоречивые эмоции. С одной стороны, она не могла простить этим двоим, что они испортили ей жизнь, а с другой — ее сжигало странное любопытство. Интимная жизнь взрослых, которая всегда была закрыта для детей, самая ужасная и интересная тайна.

— Но мог ли я представить себе, что счастье моей жизни причинит боль тебе и моему мальчику? — продолжал Оноре.

— Стало быть, вы понимаете, почему мне так тяжело здесь оставаться? — спросила Эмили.

— Но это твой дом.

— Нет, — уверенно сказала она, — это не мой дом. И никогда не будет моим. Это просто… просто невозможно.

— Пока невозможно, — покачал головой Горгульи. — Но я верю: придет день и все изменится. Потому что в твоих жилах течет моя кровь, девочка моя.

— Вы абсолютно в этом уверены? — Эмили внимательно посмотрела в его глаза. — Будь это так, я бы обязательно почувствовала. — Она порывисто прижала руку к груди. — Я бы почувствовала это здесь… Но во мне ничего не отзывается.

— Ничего, я умею ждать, — грустно улыбнулся Оноре. — Жизнь научила меня этому. Когда-нибудь ты почувствуешь, что я твой отец.

Эмили посмотрела на него с вызовом и сказала:

— Зачем же ждать и терпеть? Нужно сделать всего пару тестов — и все станет ясно.

— Ты мне не веришь? — Густые брови Оноре сошлись на переносице, придавая лицу грозный вид. — Тогда, может быть, ты поверишь своей матери? — Он извлек из нагрудного кармана листок бумаги, выцветший и истрепанный по краям.

Эмили недоверчиво протянула руку и взяла листок. Она сразу узнала почерк матери. Мама писала, что все хорошо, что она абсолютно счастлива, так как у них будет ребенок, что чувствует себя хорошо. В конце письма была фраза, которая заставила сердце Эмили болезненно сжаться: «Я люблю тебя еще сильнее, чем прежде. Теперь ты всегда будешь со мной».

— И это было последнее письмо, которое она вам прислала? — Эмили покачала головой. — Бессмыслица какая-то.

Горгульи сжал кулаки и охрипшим голосом произнес:

— То же самое я тысячу раз говорил себе. Этого не может быть. Она не могла так просто бросить меня. Я простить себе не могу, что подчинился обещанию не ездить за ней. Надо было наплевать на джентльменское соглашение, лететь за ней в Америку и на коленях просить ее вернуться ко мне. Но я считал, что не могу нарушить данное мною слово. Я чувствовал себя мышью в лабиринте. — Он помолчал несколько мгновений, потом через силу продолжил: — А потом я узнал, что она вышла замуж. Вот так.

Эмили внимательно разглядывала вышивку на скатерти. Утешать его было бессмысленно. Прошла целая жизнь — с отчаянием, с невероятной надеждой, с одинокими ночами…

Молчание не делало их ближе. Каждый переживал свою боль.

Неожиданно Оноре подался вперед, впился глазами в лицо Эмили и порывисто спросил:

— Ей было хорошо с ним? С этим человеком?

— Да, — с вызовом ответила она, — он очень любил нас обеих. Поэтому-то я и не могу поверить, что он и мама обманывали меня всю жизнь. Она не могла так мне не доверять.

— Она никогда ни словом не обмолвилась обо мне? Даже имени не называла? — В голосе его прозвучала почти детская обида.

— Нет. — На этот раз Эмили постаралась быть мягче. — Мне кажется, что эту часть своей жизни она прятала глубоко внутри. Только гроздь плодов джак, сколько я себя помню, всегда висела у нас в гостиной.

Старик улыбнулся неожиданно светлой улыбкой.

— Она любила их так же, как маленькие дети любят мороженое. Жаль, что ты не можешь их попробовать — сейчас не сезон.

— А когда вы передали ей ключ?

— Я послал ей очередное письмо, вложил туда ключ и написал, что она может вернуться, когда захочет. И что она знает, какая дверь им открывается.

— Я наткнулась на него совершенно случайно, так получилось… — Эмили вовремя остановилась, подумав, что тетя Рейчел тут ни при чем. — Только по-настоящему вилла «Дезире» маме никогда не принадлежала, поэтому она и не стала говорить об этом мне.

— Зато тебе-то принадлежит по-настоящему. Документы оформлены по всем правилам.

— Нет-нет, — попыталась было протестовать она.

— Я тебя очень прошу, — тихо сказал Оноре, — принять от меня этот подарок. Ты можешь сделать с ним все, что хочешь. Это твое право. Хочешь — продай ее или подари.

— Но это слишком дорогой подарок. Я не могу…

— Ты моя дочь. Если бы ты мне только позволила, я отдал бы тебе все на свете. Почему бы нам не заявить о своем родстве открыто?