Джулия Джеймс - На волшебном балу

Но Стефано Вейл ее любовью не интересовался. Ей показалось, что она слышит голос бабушки:

«Он никогда не писал, ни разу. Не ответил ни на одно из писем твоей матери. Сердце у нее было разбито. Он забрал ее невинность, использовал — и выбросил ее потом на помойку!»

Вот с какой реальностью ей предстоит столкнуться. Отец? У нее нет отца. Никогда не было. И деда тоже нет. Как бы ни назвался тот, кто ждет внутри.

— Сюда.

Бесстрастный голос Алесандро вклинился в ее недобрые мысли. Она последовала за ним в дом.

Алесандро провел ее через пару двойных дверей. Открыл еще одну дверь и вошел. Томазо сидел в кресле у окна. Он сразу поднял голову. На лице застыло напряженное ожидание.

Внезапно, как бы ни обращался старик с ним до сих пор, Алесандро почувствовал, что не может так поступить с ним. Ему следует войти первым, предупредить, какова его внучка. Но он решил не поддаваться раскаянию. Томазо сыграл жестко — пусть получает, что хотел.

Позади себя Алесандро различил тяжелый топот — как еще могут стучать ее грубые, уродливые туфли? Ни одна итальянка не позволила бы себе надеть нечто подобное.

Старик поднялся на ноги.

— Томазо — ваш дедушка, — объявил Алесандро невыразительно. — Лаура Стов.

Томазо не смотрел на него. Все его внимание приковала женская фигура у него за спиной. — Лаура… — он шагнул к ней, протянув руку.

Девушка руку не взяла. Отсутствие всяких эмоций делало ее лицо похожим на пудинг — отвратительный английский пудинг с жиром внутри.

— Я твой дедушка, — сказал Томазо. Пусть лицо его было спокойным, голос прерывался от волнения, заметил Алесандро.

Ноздри Лауры расширились от гнева.

— Мой дедушка мертв. А вы — отец человека, разрушившего жизнь моей матери.

Все в ней дышало неприкрытой агрессивностью. Томазо отшатнулся. Лицо его побледнело. Девушка смотрела все так же безжалостно.

— Я здесь лишь потому, — сказала она, — что этот человек, — она кивнула в направлении Алесандро, и в нем вспыхнула злость на ее манеры и на слова, которые последуют дальше, — подкупил меня.

— Он подкупил тебя? — недоверчиво откликнулся старик.

— Да.

Алесандро ошеломленно смотрел на неумолимую фурию.

— Я не хотела иметь ничего общего ни с вами, ни с другими людьми, так жестоко обошедшимися с моей матерью. Не понимаю, зачем вам эта встреча. Мне жаль, что ваш сын мертв, но ко мне это отношения не имеет. Потому что вашему сыну я была не нужна. Он дал это понять еще до моего рождения.

Шок Томазо был все явственнее.

— Это не… я совсем не так… — он сбился. — Я думал, ты будешь рада… рада, что я разыскал тебя…

Его лицо посерело, рука внезапно прижалась к груди. Алесандро бросился вперед, не дав ему упасть.

Следующие часы были бесконечными. Алесандро немедленно связался с больницей, и Томазо отвезли туда. К облегчению Алесандро, ему скоро объявили, что жизнь старика вне опасности, однако его оставят на ночь для обследования.

Но какого бы рода приступ ни случился с Томазо, одно Алесандро знал наверняка. Виной всему эта гарпия со своими мстительными тирадами. Он исподволь взглянул на девушку, сидящую с ним рядом в машине, везущей их из больницы. Лицо мертвенно-бледное, руки стиснуты. Именно так она просидела все время в приемном покое.

— Он выздоровеет? — внезапно спросила она.

— Вам не все равно?

— Я уже говорила: мне жаль, что его сын мертв. И мне жаль, что ему стало плохо. Я не хочу, чтобы он умер. Я никому не желаю смерти.

— Похвально. Но если вы согласны быть добродетельной до конца, сделайте, как ему хочется, и задержитесь на вилле, чтобы он не смог вас повидать. Одному богу известно, зачем ему это, но он сказал, что должен с вами поговорить.

Ответа он не дождался, она только еще немного отодвинулась от него. Это его позабавило. Словно есть в мире женщина, у которой еще меньше шансов возбудить его интерес, чем у нее.

Лаура сидела на кровати в предоставленной ей комнате и смотрела в окно. Вид был великолепный. Характерные итальянские сады, точь-в-точь из путеводителя, переходящие в оливковые рощи.

Она отвернулась. Не желает она это видеть. Не хочет тут быть. Не хочет переживать из-за…

Он не твой дедушка — не смей о нем так думать!

Общие гены не создают семью. Половина ее генов — отцовские, но от этого она не стала его дочерью. В его глазах уж точно.

Лаура откинулась назад. Как она утомилась!

Сначала ранний автобус до Эксетера, потом поезд в Хитроу, перелет сюда. Ее глаза слипались.

Должно быть, она задремала, потому что, очнувшись, застала в комнате горничную, сообщившую, что обед подан. Лаура неохотно поплелась вниз, предусмотрительно захватив с собой книгу. Она предпочла бы поесть в комнате, но не хотела кого-нибудь утруждать.

Лакей, ожидавший у лестницы, проводил ее в столовую. Она вошла и застыла на пороге.

Алесандро ди Винченцо был там, уже сидел за столом. Завидев ее, поднялся. На столе перед ним лежала стопка бумаг — видимо, он занимался ими до ее прихода.

Я думала, вы уехали, — не удержалась она.

Увы, — послышалось в ответ. — Как бы мне ни хотелось вернуться в Рим, я не смею оставить больного Томазо лишь на ваше любящее попечение.

Лаура ощутила, как вспыхнули ее щеки.

— Как он? — спросила она и направилась к единственному месту обширного стола, где стоял еще один прибор — прямо напротив Алесандро. И оказалась гораздо ближе к нему, чем ей бы хотелось. Впрочем, она вообще не желает находиться поблизости от него.

Чувство, несомненно, взаимное, решила она, перехватив его мрачный взгляд.

Состояние стабильное, — сказал он. — Если вас это волнует.

Я не хочу, чтобы он умер, — я уже говорила.

А я уже сказал, что это очень похвально, — фыркнул он. — Неужели у вас не нашлось ничего получше надеть к обеду?

— Нет, — отрезала Лаура. Знай, она, что он здесь, настояла бы, чтобы обед подали ей в комнату. Он последний, с кем она предпочла бы общаться. Открыв книгу, она начала читать. К ее облегчению, нежеланный сотрапезник вернулся к изучению своих бумаг.

Обед, по мнению Лауры, длился долго, до бесконечности. Одно блюдо за другим, да еще в такой обременительной компании. Единственной компенсацией была сама еда, на редкость вкусная. Подобрав последние капли восхитительного соуса, поданного к замечательно приготовленному барашку, Лаура поняла, что за ней наблюдают.

— Вы всегда так много едите?

Какое ему дело? Ей нравилось есть. Всегда. Поиски утешения в еде, как это подавалось в журналах. Но ей все равно. Образ жизни у нее не сидячий, и, занимаясь интенсивным физическим трудом, она имела хороший аппетит.

«Крепенькая», как называла ее бабушка. Возможно, к среднему возрасту, она растолстеет.