Ли Гринвуд - В твоих объятиях

– К сожалению, нет. Но он считает, что это заполняет мое время.

– Где вы научились проводить такое обследование?

– У отца. Моя мать умерла, когда я была ребенком. И я умолила отца брать меня с собой в его странствия. Он не соглашался, пока я не выучусь чему-то полезному. Тогда я научилась проводить землемерную съемку.

– Я думал, что ваш отец владел ранчо.

– Владел. Но до того, как унаследовал деньги, чтобы его купить, был землемером. К сожалению, он умер прежде, чем смог насладиться своим владением. Вы мне понадобитесь, чтобы установить оборудование.

Тринити помог Виктории установить треножник и теодолит. Затем она разложила набор карт, в которых – Тринити должен был признаться – он ничего не понял.

– Теперь мне нужно измерить расстояние до той сосны, – сказала Виктория. – После того как вы крикнете мне результат измерения, нужно, чтобы вы подержали этот шест так прямо, как только сумеете.

Следующие несколько часов Виктория напряженно работала. Когда они прервались на ленч, Тринити попросил ее объяснить, что именно она делает.

– Я разбиваю все на участки, которые можно затребовать как отдельные хозяйства. Для этого поставлены хижины.

– Бак сказал мне, что они поставлены для того, чтобы работникам было где отдыхать, не возвращаясь каждый день на ранчо.

– Так решили они с дядей Грантом, когда я предложила эту идею. Только поэтому они разрешили мне делать землемерную съемку.

– Понимает ли ваш дядя, какую услугу вы ему оказываете?

– Конечно, нет, – беспечно рассмеялась Виктория. – Дядя горячо любит меня, но считает, что я просто играю в обследование земли. И если бы я всерьез посвятила себя стряпне и уборке, то была бы совершенно счастлива.

– Но это не так?

– А вы были бы?

– Только не с моими способностями к стряпне.

Виктория снова рассмеялась:

– Вы же знаете, что я имею в виду. Все было бы иначе, если бы у меня была семья и нормальная жизнь замужней женщины. Наверное, я была бы занята детьми, заботами о них, строя планы об их будущем...

Тринити прочел грусть в ее глазах. Грусть того рода, которая становится постоянной частью мыслей и всей жизни.

– Но все складывается не так, как мне представлялось. И мне приходится думать о том, чем себя занять. – Она глубоко вздохнула и поднялась на ноги. – Я должна возвращаться к своей работе.

Она заставила его работать так же тяжко, как если бы он перегонял скот. К тому времени как он несколько раз сгрузил и нагрузил на пони ее снаряжение, полазил по горным склонам и даже слазил на дерево, Тринити готов был с охотой вернуться домой. Он приобрел уважение к людям, обмерявшим бесконечные безымянные мили Запада.

И еще он всерьез зауважал Викторию.

Ему следовало поскорее выполнить свою работу. Если судить по нынешнему дню, то чем больше он узнавал о ней, тем труднее будет ему возвращать ее в Техас.

Его не смущало то, что его сильнейшим образом влечет к ней. Странно, если бы это было не так. По всем меркам Виктория была пленительной красавицей, а он всегда питал слабость к красивым женщинам.

Но в ней было нечто большее. Что-то в ее характере зацепило его и не отпускало. О ней говорили как о женщине жестокой и себялюбивой. А она вместо жалоб на работу искала себе серьезного занятия. Ее томили ограничения, но она старалась, чтобы ее досада и раздражение не тревожили ее дядю и Бака, Она отрицала, что совершила убийство, сделавшее для нее невозможной обычную жизнь, и вроде бы примирилась с тем, что придется до конца жизни не покидать этой долины.

Слишком много было в этом противоречий, но одно было ему ясно. По какой бы причине ни убила Виктория своего мужа, она была не той, какую ему называли, в которой его хотели уверить.

Обильный и вкусный обед ожидал их по возвращении.

– Теперь вы знаете, что все разговоры о моей стряпне и уборке просто фикция, – призналась Виктория, когда Тринити вопросительно посмотрел на нее. – Рамон и Анита проделывают это лучше, чем я смогла бы когда-либо. И им это нравится.

– Вы можете заняться чтением, – предложил Тринити.

– Мне быстро делается скучно, и я слишком непоседливая, чтобы долго оставаться на одном месте. – Она рассмеялась. – Я люблю рисовать, но никто не может разгадать, что именно я нарисовала.

– Позаботься, чтобы с ней ничего не случилось, – сказал Бак Тринити, когда они позже вечером возвращались в дом для работников. – Я никак не могу заставить ее поверить, что разъезжать по этим горам опасно.

– Ей скучно. Она умная, деятельная женщина. Ей необходимо что-то делать.

– Только не вкладывай эти мысли ей в голову. – Бак круто обернулся к Тринити. – Ей следует сидеть дома. Моя мать так жила. Так поступала каждая женщина в городке, где я вырос. Это нормально.

– Но в жизни Виктории нет ничего нормального. Сколько женщин по соседству были обвинены в убийстве? Или жили на отдаленном ранчо, где им абсолютно нечего делать от рассвета до заката? Сколько из них были полностью отрезаны от других женщин? Сколько расстались навсегда с надеждой завести семью?

– У Виктории будет семья, – объявил Бак с легким торжеством. – Она выйдет замуж за меня.

Тринити ощутил одновременно два чувства: ревность при мысли, что Виктория станет чьей-то женой, и презрение к Баку за то, что он рассчитывает взять Викторию замуж, совершенно не вникая в ее мысли и настроения.

Он был уверен, что Виктория вовсе не собиралась замуж за Бака. Женщина не поворачивается спиной к мужчине, которого любит, и не забывает о его присутствии. И не обращается с ним как с братом, не разговаривает с ним как с неразумным ребенком. Черт побери, да с момента его появления она больше общалась с ним, чем с Баком.

– Ты говорил с ней об этом? – поинтересовался Тринити, стараясь, чтобы это прозвучало небрежно.

– Разумеется, нет. Я говорил с ее дядей.

Ну точно. Как это похоже на мужчину его типа: решить, что Виктория выйдет за него замуж, даже не поговорив с ней! Он что, думал, раз он спас ей жизнь, теперь она принадлежит ему?

– Я считаю, что тебе лучше поговорить с ней. У нее могут быть совсем другие идеи о будущем.

– Что ты там знаешь об идеях Виктории? – воинственно осведомился Бак. – Ты провел один день, разъезжая за ней по горам, и вообразил, что лучше знаешь ее, чем я после пяти лет жизни рядом на ранчо. Изо дня в день!

– Я ничего не сказал насчет того, будто знаю ее лучше тебя, – откликнулся Тринити мирным тоном, стремясь успокоить Бака. Ему этот человек не нравился, но он не видел смысла в том, чтобы без нужды злить его. – Я просто подумал, что тебе надо бы с ней поговорить. Когда у женщины столько свободного времени, как у Виктории, никогда не знаешь, что она может придумать.