Лавейл Спенсер - Горькая сладость

Ощущая, как слезы подкатывают к горлу, Мэгги отвернулась, приняв решение сделать это в течение дня, не теряя самообладания. В своей спальне, избегая смотреть на кровать королевских размеров, чтобы не вызвать воспоминаний, она подошла к стенному зеркальному шкафу, открыла дверцу, вытащила оттуда хлопчатобумажный свитер Филлипа с морскими хищниками и, вернувшись в комнату Кейти, сунула его в один из мешков с ненужными вещами.

В своей комнате она переоделась, натянув красно-белый свитер с надписью «Пепси», прошла в ванную комнату, взяла баночку с тональным кремом и стала замазывать фиолетовые тени под глазами.

Проделав половину работы, она почувствовала, что подступают слезы и руки опускаются. Она похожа на пугало, сорокалетнее пугало. Со времени смерти Филлипа она похудела с двенадцатого размера до восьмого и даже бюстгальтер теперь носила на номер меньше, а ее золотисто-каштановые волосы утратили свой блеск, потому что она перестала правильно питаться. Она не извергала проклятий, вынужденная готовить, работать, убирать в доме или хорошо одеваться. Она делала это, потому что знала — должна, и к тому же не хотела кончить так, как Тэмми.

Она остановилась у зеркала.

Я скучаю по нему, и мне чертовски хочется плакать.

Пожалев себя секунд пятнадцать, она швырнула банку с кремом в ящик, погасила свет и выскочила из ванной.

На кухне Мэгги смочила тряпочку и смахнула крошки от булочки Кейти. Но по пути к мусоросборнику она совершила ошибку, проглотив кусок холодной булки. Вкус корицы с изюмом и арахисового масла, так любимого и Кейти, и ее отцом, вызвал слишком сильную реакцию. Она больше не могла бороться. Вновь выступили слезы страха — горячие, жгучие.

Она с такой силой швырнула булку в раковину, что та, рикошетом отскочив в противоположную сторону, упала возле банки с мукой. Мэгги сжала край стойки и наклонилась вперед.

Проклинаю тебя, Филлип, зачем ты пошел на тот самолет? Тебе следовало быть сейчас здесь. Мы должны были пройти через это вместе!

Но Филлип ушел, а вскоре уйдет и Кейти. И что тогда? Одинокие ужины до конца жизни?

Спустя два дня Мэгги стояла возле машины Кейти, наблюдая, как ее дочь запихивает за сиденье последнюю дорожную сумку. Предрассветный воздух был прохладен, и легкая дымка образовала нимб вокруг ламп гаража. Машина у Кейти была новая, дорогая, с откидывающимся верхом. Куплена она была на небольшую часть страховой суммы, полученной после смерти Филлипа, утешительного приза для Кейти от авиалинии в связи с тем, что остаток жизни ей придется провести без отца.

— Туда, вот именно.

Кейти выпрямилась и опустила сиденье на место. Она повернулась к Мэгги — прелестная девушка с карими отцовскими глазами, раздвоенным подбородком Мэгги и подходящей для обложки научно-фантастического романа космической прической, к которой ее мать так и не смогла привыкнуть. Рассматривая эти волосы сейчас, в час расставания, Мэгги с ностальгической болью вспомнила, какие они были пушистые и как она расчесывала завитки на макушке.

Кейти нарушила унылое молчание:

— Спасибо, мам, за булки с арахисовым маслом. Я их съем где-нибудь в районе Спокана.

— Я еще положила туда немного яблок и пару банок вишневого сока. Ты уверена, что тебе хватит денег?

— У меня все есть, мама.

— Помни, что я сказала о превышении скорости на границе штатов.

— Не беспокойся, я воспользуюсь системой регулирования средней скорости.

— А если ты захочешь спать?

— Тогда поведет Смитти. Я знаю, мам.

— Я так рада, что она едет с тобой, что вы будете вместе.

— Я тоже.

— Ну ладно.

Реальность разлуки давила. Они стали очень близки за последний год после смерти Филлипа.

— Я лучше поеду, — сказала Кейти тихо. — Обещала Смитти, что буду возле ее дома ровно в пять тридцать.

— Да, лучше поезжай.

Их глаза, затуманенные слезами расставания, встретились, и тоска разверзла устрашающую пропасть между ними.

— О мама... — Кейти бросилась в объятия матери, крепко к ней прижалась, ее голубые джинсы потерялись в складках длинного стеганого халата Мэгги. — Я буду скучать по тебе.

—Я тоже буду скучать, милая.

В воздухе висел крепкий запах ноготков, капли влаги шлепались с крыши дома на цветочную клумбу. Прижавшись друг к другу, они горестно попрощались.

— Спасибо, что позволила мне уехать и за все, что ты купила.

Мэгги ответила легким кивком: у нее сдавило горло, и она не в силах была издать ни звука.

— Я не хочу оставлять тебя здесь одну.

— Я знаю.

Мэгги крепко держала дочь, ощущая, как слезы (свои ли? Кейти?) бежали теплыми струйками вниз по ее шее и как крепко прильнувшая Кейти покачивает ее из стороны в сторону.

— Я люблю тебя, мама.

— Я тоже тебя люблю.

— Я буду дома в День благодарения.

— Надеюсь. Будь внимательна и почаще звони.

— Хорошо. Обещаю.

Нехотя, бок о бок, опустив головы они подошли к машине.

— Знаешь, мне трудно поверить, что ты — та самая девочка, которая билась в истерике, когда я первый раз оставила ее в детскому саду, — сказала Мэгги, поглаживая руку Кейти.

Вымученно улыбнувшись, Кейти скользнула на водительское кресло.

—Я собираюсь стать этим чертовым детским психологом, потому что понимаю, что чувствуют в такие дни, как тот. — Она взглянула на мать. — И такие дни, как этот.

Они попрощались взглядом.

Кейти завела мотор, Мэгги захлопнула дверцу и оперлась на нее обеими руками. Фары бросили золотой конус света в густой туман заросшего двора. Через открытое окно Мэгги поцеловала дочь в губы.

— Сохрани свою доброту, — сказала Кейти.

Мэгги подала известный им обеим знак.

— Пока, — произнесла Кейти.

— Пока, — хотела ответить Мэгги, но лишь шевельнула губами.

Мотор печально замурлыкал, автомобиль съехал с обочины, развернулся, остановился и поехал, тихо шелестя покрышками по мокрому асфальту, оставляя на память лишь взмах руки юной девушки из открытого окна.

Стоя в тишине, Мэгги стиснула руки и, закинув голову, попыталась разглядеть проблески рассвета. Верхушки сосен все еще были неразличимы на фоне черного как смоль неба. Капли срывались на клумбу с ноготками. Она испытывала какое-то странное, бредовое ощущение, словно она, Мэгги Стерн, наблюдает за собой со стороны. Оставаться в стороне было нельзя. Она принялась бродить вокруг дома, тапочки намокли в сырой траве, подол халата мел сосновые иголки. Не обращая на это внимания, она двигалась мимо полос света, падавших из окон ванной, где Кейти в последний раз принимала душ, и из кухни, где она ела свой последний завтрак.

Я обязательно переживу этот день. Именно этот. А следующий будет легче. А следующий — еще легче.