Сьюзен Барри - Невеста в ожидании

Эйприл также не осталась в стороне. Она протянула Констанции небольшую коробку в подарочной обертке. Когда девушка развернула ее, она, казалось, была приятно удивлена. В коробочке лежало несколько английских батистовых носовых платочков и флакон французских духов, которые когда-то подарили самой Эйприл.

— А, как вы добры! — пробормотала Констанция и, казалось, хотела обнять и Эйприл, но вовремя вспомнила, кто она такая и по какой причине находится здесь. Покраснев, она немного застенчиво повторила: — Вы очень добры. Большое спасибо!

Эйприл почувствовала острый приступ сожаления. Если бы только Констанция была обычной воспитанницей дона Карлоса — без всяких собственнических интересов по отношению к нему! — они смогли бы поладить друг с другом совсем неплохо.

Ненадолго задержав взгляд на Эйприл, дон Карлос сообщил, что им пора отправляться. Донья Игнасия вышла вместе с ними во двор и махала им вслед, пока они не выехали за ворота.

От доброжелательного настроя дона Карлоса не осталось и следа, как только он оказался наедине с Эйприл. Он был очарователен с леди Хардингтон и Джессикой, но в машине он поддерживал со своей невестой лишь вежливый светский разговор, обсуждая виды за окном.

Они остановились на ленч в восхитительном маленьком городке, чрезвычайно заинтересовав местное население вереницей своих шикарных машин, а после этого продолжили путешествие. Машина дона Карлоса неслась на такой скорости, что тонкие струйки воздуха буквально вспенивались на ходу. Впрочем, когда они наконец добрались до Гранады, Эйприл почувствовала, что совсем не так измождена, как предполагала.

В этот день они не пытались осматривать достопримечательности, а направились прямо в гостиницу, где для них были заказаны комнаты. Это был очень необычный отель, больше похожий на средневековый постоялый двор; он располагался так близко от Генералифе, что гости, попивающие послеобеденный кофе на террасе, могли любоваться стройными зелеными тисами возле дворца, которые задумчиво покачивались на фоне звездного ночного неба.

В Гранаде звезды такие яркие, что необъятный небесный купол напоминает витрину ювелира, искрящуюся бриллиантами. Сьерра-Невада впечатляет и при дневном свете, но еще больше — тогда, когда она подсвечена закатными сполохами и темной массивной стеной касается звезд, когда ночь окутывает поля, полные одурманивающего запаха, поднимающегося с табачных плантаций в конце дня.

Эйприл пришла в восторг, впервые увидев долину, в которой мавры основали Гранаду. Она уже привыкла к пышной растительности Андалузии, но эта долина превосходила все знакомые ей места изобилием фруктов, цветов и зерна. Нигде она не встречала такой золотой пшеницы, нигде не вдыхала такого пьянящего аромата, как тот, что доносился с табачных плантаций, когда на небе мерк свет и мягко, как прозрачный покров, опускались сумерки.

В отеле ее оживление сменилось усталостью, и Эйприл была рада, что все тут же разошлись по номерам. В ее комнате была роскошная ванная, которой она немедленно воспользовалась, после чего переоделась к ужину, надев простое легкое платье, вовсе не предназначенное для вечернего выхода в свет, но вполне уместное после длинного дня, посвященного путешествиям.

Когда она спустилась на первый этаж, леди Хардингтон и Джессика, обе изысканно одетые, уже потягивали напитки вместе с доном Карлосом в одной из уютных гостиных, выходящих на террасу. За окнами стояла тихая теплая ночь, а с террасы доносились взрывы смеха, с шумом вылетали пробки из бутылок шампанского и звенел лед в бокалах.

Дон Карлос тут же поднялся, придвинув стул Эйприл. Она не успела еще усесться, как к ним присоединилась Констанция в пестром цветастом платье, самом ярком в ее гардеробе. Она выглядела веселой и оживленной и, казалось, совсем не устала после целого дня пути. Так как это был день ее рождения, она села напротив своего опекуна за большой стол, накрытый для их компании, и стала исполнять роль хозяйки.

Были подняты бокалы за ее здоровье и счастье, и она сверкала, как многогранный бриллиант. Марк Феррерс, сидевший рядом с ней, восхищался ею так открыто, что Эйприл, видя, как начал хмуриться дон Карлос, захотела предупредить Марка, чтобы тот был осторожнее, тем более, что Родриго тоже выглядел немного мрачно. В соседней зале призывно звучала музыка, но дон Карлос решительно не хотел, чтобы его воспитанница танцевала после такого изнурительного дня, и в конце концов она послушно отправилась спать. На прощание Констанция подарила обоим юношам улыбку, ясно говорившую о том, что ей приятно их внимание. Никто, кроме Эйприл, не заметил, какое недовольное выражение появилось при этом на лице дона Карлоса. Сославшись на усталость, Эйприл тоже отправилась спать. Она не знала, последовала ли Джессика ее примеру или, воспользовавшись случаем, завлекла дона Карлоса на залитую лунным светом террасу, чтобы переброситься с ним парой слов в интимной обстановке, коль скоро к тому не было препятствий, так как едва ли леди Хардингтон обеспокоила бы себя напоминанием дочери о том, что дон Карлос обручен с другой.

Но едва Эйприл оказалась в кровати, она тут же подумала о пламенеющих рыжих волосах Джессики и ее пленительных глазах. Она изо всех сил старалась не поддаваться чувству ревности, но при этом вспоминала мерцающий взгляд дона Карлоса, направленный на Констанцию. Она чувствовала себя очень несчастной, ведь дон Карлос так холодно поцеловал ей руку, желая ей спокойной ночи.

Следующий день был посвящен осмотру достопримечательностей, и в ярком солнечном свете, который заставлял легкую россыпь снега на Сьерра-Неваде сверкать подобно щедро разбросанной бриллиантовой пыли, Эйприл впервые увидела Альгамбру, дворец из розового камня, вполне оправдывающий свое название. Альгамбра означает «красная», как объяснил Эйприл дон Карлос. Затем он повел их в самое сердце дворца — который на самом деле состоял из трех дворцов, располагающихся за чрезвычайно широкими внешними стенами, — и они осмотрели Львиный двор и Миртовый двор, где диковинные рыбы резвились в мраморном бассейне, высокие кипарисы мечтательно покачивались в вышине, а двенадцать львов отбрасывали тени на мостовую, отмечая таким образом время.

В Альгамбре Эйприл была поражена красотой ее позолоченных куполов, сверкающей кружевной лепниной, инкрустированной стеклом, бесконечными коридорами и подземными палатами. Когда они покинули дворец, ее везде преследовал запах горячих тисов, а под ногами она все еще ощущала тяжелый мрамор полов, так что Эйприл была даже рада небольшой передышке на террасе гостиницы, где они восстановили силы перед тем, как вновь приступить к осмотру достопримечательностей. Уже до обеда у нее появились первые впечатления о Гранаде: старинная улочка Закатин, оживленная, как пчелиный улей, шелковый базар, шумный и благоухающий пряными восточными ароматами, многочисленные мосты, нависающие над знаменитым ущельем Дарро. Эйприл показалось, что Гранада, несмотря на толпы туристов и вполне современные отели, вся состоит из крутых и узких улочек, вымощенных скользкими круглыми булыжниками, и что по яркости и живописности она превосходит все, что может предложить остальной мир.