Элизабет Хой - Пейзаж с незнакомцем

– Не слишком ли это сурово? – виновато взглянув на хозяина вечера, вставил Жак. – В конце концов, вся каша заварилась без участия Харни. Он дал слово не упоминать о твоем отце в фильме. И не будет ли Эдриэн несколько удивлен, а может быть, и огорчен, если Глен вдруг исчезнет без всяких объяснений? – Он повернулся к Глену: – Старик, кажется, к вам очень привязался. Только сегодня утром он сказал мне, что ваша оценка его картины с изображением собора сильно ободрила его.

– Он ждет меня завтра, – признался Глен. – Чтобы продолжить нашу дискуссию о соборе. Я оставил ему записки со своими впечатлениями о Зелене и соборе, покорившем его сердце.

– Вы избрали очень умную линию поведения со стариком, – язвительно произнесла Клэр. – Остается только надеяться, что он не очень расстроится, если вы прекратите бывать у нас. Ему категорически нельзя волноваться. От отца надо каким-то образом скрыть, что вы связаны с миром ненавистной ему прессы. Да, неприятная вышла история, и я еще раз должна сказать, что, по-моему, вы поступили с нами нечестно! – Она встала из-за стола. – А теперь, простите, думаю, нам лучше уйти!

Дженни бросило в жар от смущения.

– Не волнуйтесь, приятель, – беззаботно произнес Жак. – Все утрясется. Или, как говорят у нас во Франции, «Tout s'arrange!» [2]. – Он протянул руку. – Спасибо за чудесный обед! Поймите мою жену, она беспокоится за отца! Ей не хочется надолго оставлять его!

Но Клэр не потрудилась помочь мужу сгладить ситуацию.

– До свидания, мистер Харни, – холодно произнесла она и направилась к выходу.

– Клэр! Если не возражаешь, я вернусь попозже! – крикнула Дженни ей вслед.

Она сама удивилась своим словам, но не могла уйти, не выяснив все до конца. Ей хотелось задать Глену много вопросов, и в глубине души у нее теплилась надежда, что ответы на некоторые из них разрешат загадку его противоречивого поведения.

Клэр, оглянувшись, бросила на нее ледяной взгляд.

– Поступай как хочешь! – сердито бросила она через плечо.

Глядя ей вслед, Глен пожал плечами и вернулся на свое место за столиком.

– Вам не следовало оставаться со мной, милая Дженни! Это только все испортит.

– Я надеялась облегчить им ситуацию, – сказала Дженни. – Для меня многое осталось неясным.

– Например? – От его пристального взгляда ей стало не по себе.

– Почему вы появились у нас в доме под ложным предлогом? Почему в первый день, когда мы с вами встретились, не сказали мне, что работаете на телевидении?

– Вероятно, я решил, что произведу на вас большее впечатление как историк, за которого вы меня приняли, чем телевизионщик, разъезжающий по всему миру по заданию моих боссов.

Она помотала головой:

– Настоящая причина не в этом!

– Хорошо, если хотите, я все назову своими именами: пока я никому не рассказывал о цели моего приезда на Зелен. Когда позже вы признались, что принадлежите к семье Роумейн, я счел совершенно необходимым хранить молчание… боясь, что вы откажетесь даже разговаривать со мной! – Упавшим голосом он добавил: – Я мог больше никогда не увидеть вас!

– Но потом вы же решили, что так будет разумнее всего, – напомнила Дженни. – Вы сказали мне об этом в тот вечер, когда ждали меня на горе и хотели, чтобы я пришла.

– Тогда вы передали мне невероятное приглашение вашего отца и попросили меня навестить его.

– Значит, возможность встретиться с отцом была для вас важнее встреч со мной?

В темно-голубых глазах Глена мелькнуло отчаяние.

– Не вынуждайте меня произносить слова, о которых я пожалею, Дженни! Давайте оставим все так, как есть. Я сложный тип и не стою вашего интереса. – Он встал. – А теперь я посажу вас в такси и отправлю домой!

Она почувствовала резкую боль разочарования. А чего она ожидала? Что он проводит ее домой по темным, заросшим тимьяном тропинкам, продолжая обсуждать сложную ситуацию, в которой они оказались?

– Как насчет танцевального оркестра, который вам понравился? – напомнила Дженни.

Еще не договорив эти слова, она тотчас же пожалела о них. Что с ней сегодня? Но его присутствие, как всегда, лишало ее здравого смысла.

Лицо его стало суровым.

– На сегодня достаточно, Дженни! Приберегите танцы для вашего жениха!

А не намек ли это на ревность? Но если он ревнует, значит, она не безразлична ему? Дженни быстро отогнала от себя эти бесплодные размышления. Для нее не должно иметь никакого значения, что чувствует или не чувствует к ней Глен Харни!

Широко открытыми глазами Дженни смотрела в темноту. Чем больше она старалась выбросить из головы Глена Харни, тем больше думала о нем. В ночной тишине она лежала в постели и путалась в водовороте мыслей. Менее чем через двадцать четыре часа Джон будет здесь, с ней. Но она не испытывала особой радости от предстоящей встречи, и это ее тревожило. Вдруг ее пронзило еще более пугающее откровение. Испытывает она к Глену Харни чувства, которых не должна испытывать, или нет, она больше не любит Джона! И любила ли когда-нибудь? Наверное, любила, но не той любовью, которая делает брак счастливым. Так может ли она стать женой человека, к которому не испытывает никаких чувств, кроме дружеских? Ответ очевиден: не может! Когда она приняла решение, ей стало легче. Дженни подозревала, что оно зрело в ее голове с тех пор, как она получила волнующее письмо от Джона. Она даже старалась убедить себя, что Глен Харни тут ни при чем.

Если бы он никогда не существовал, ее все равно охватила бы паника при мысли о свадьбе!

Значит, никакой свадьбы осенью не будет. Нелегко будет сообщить об этом Джону, когда он приедет, полный радостных планов. Она нервно репетировала короткие речи; тактичные, виноватые, полные угрызений совести. Но ни одна из них не показалась ей убедительной.

Каким-то образом она прожила следующий день, проведя большую часть времени на пляже с Димплс и няней.

И вот наступил вторник, пароходный день. Рано утром вне себя от нервного напряжения она побежала на кухню, взяла список требующихся покупок и выпила чашку кофе. Это придало ей иллюзию смелости, от которой не осталось и следа, когда она ехала по горной извилистой дороге в Модиц. У нее есть время сделать все покупки до прибытия парохода. Он уже виднелся на горизонте, и Дженни это показалось кричащим вызовом. Через полчаса она лицом к лицу встретится с Джоном. Что же она ему скажет? Как начнет? Сумеет ли она скрыть от него, что случилось что-то серьезное?

Затем ее осенило: разумеется, первое, о чем она ему обязательно должна сообщить, – это о внезапной болезни отца. Тревога за него, хотя бы на время, объяснит ее несколько странное поведение.

Дженни дошла до гавани. Пароход медленно приближался к берегу, взбаламучивая воду гребными винтами. Матросы с криками бросили канаты и спустили сходни. Перед Дженни возвышалась белая стена борта парохода. Заставив себя поднять глаза на пассажирскую палубу, она рассматривала людей, сходящих на берег, пока не увидела Джона. Вот он улыбается, машет ей! Сгорая от нетерпения, он заметил ее раньше, чем она его. Милый Джон! Она забыла, какой он милый, со своими непослушными соломенными волосами и простодушным лицом. Не блистающий красотой, не высокий… просто такой знакомый и надежный. И он выглядел таким счастливым! Сердце камнем упало у нее в груди. Как… о господи, как она сотрет доверчивую радость с доброго лица Джона? Ведь она знает и любит его с девяти лет! «Я выйду за тебя замуж, Джон», – говорила она тогда. Теперь, пока не привыкнет к этим словам, она должна повторять себе: «Я не выйду за тебя замуж, Джон!» Не должно быть никакой слабости, никакого компромисса, только абсолютная честность, холодная и острая, как скальпель хирурга, чтобы одним ударом разрубить сложившиеся между ними отношения.