Элли Блейк - Берег любви

В понедельник Мэгги изо всех сил старалась не обращать на Тома внимания. Но к звукам музыки, вырывающимся из его стерео, прислушивалась. Мелодии были заводными. Даже над картиной работалось легче.

«Большая синева» стремительно преображалась.

Мэгги энергично водила по холсту кистью и даже тихо запела.

— «Bright Eyes». Замечательная вещь. Ты знаешь песенку про блестящие глаза?

Мэгги чуть не подпрыгнула от неожиданности. Том появился рядом внезапно.

Она повернулась к нему, прижимая одну руку к груди.

— Что ты говоришь? Я не совсем поняла.

— Я говорю, что «Bright Eyes» — отличная композиция. Песня Гарфанкела радует душу.

Мэгги кивнула.

— Согласна. А знаешь, отец пел мне эту песню, когда я была еще маленькой девочкой. А потом, когда рисовала его портрет…

Том медленно подошел ближе к мольберту и окинул взглядом «Большую синеву».

— А это чье лицо? — Он вопросительно посмотрел на Мэгги. — Оно такое печальное.

— Это лицо одной страдающей дамы, — прошептала художница. — Она никак не может смириться с тем, что родной отец когда-то покинул ее…

Том взял Мэгги за дрожащую руку.

— Дорогая, только не стоит волноваться. У всех у нас свои беды. А твой папа обязательно вспомнит о тебе.

Кэмпбелл сжал ее руку сильнее. Мэгги тихонько охнула. Но не от боли в руке, а от боли в сердце. Молодой женщине столько пришлось пережить. Но и Тому, видно, порой приходилось несладко.

— Извини. А ты часто вспоминаешь свою сестру? — сочувственно спросила Брайс.

— Конечно. Бедняжка Тесс. Мне ее так не хватает. Никакие врачи не помогли. Она умерла слишком рано. Когда это случилось, я тоже не хотел жить. Но потом как-то взял себя в руки. Однако решил уехать из города, где мы вместе провели детство и юность. Я все распродал, оставил свой бизнес и прибыл в тихий австралийский городок с итальянским названием Сорренто. Специально подобрал место, где меня практически никто не беспокоит…

У Мэгги сжалось сердце.

— Но отшельником жить трудно. Разве не так?

— Я уже привык. Кроме того, мне некогда скучать. У меня много заказчиков, а соответственно и много работы.

— И у тебя появились новые впечатления.

— Безусловно. Скажи, а твой отец хорошо относился к Карлу? — Том вдруг неожиданно переменил тему. — Просто интересно.

— Они не были знакомы. Так получилось. — Мэгги прикусила губу. — Хотя мне кажется, папа и Карл могли бы стать друзьями. Оба — среднего возраста. Оба энергичны, красивы, богаты. И даже похожи внешне…

— Говорят, что девушки часто увлекаются мужчинами, напоминающими отцов. Мэгги, а ведь ты, наверное, не хочешь окончательно расставаться с Карлом. Верно?

— Да. Сделать это будет нелегко. Но я не смогу простить его за предательство.

Том засомневался.

— А ты уверена? Многие жены закрывают глаза на похождения мужей…

— Я не из таких. Но давай прекратим разговор на эту тему. В конце концов, я и сама во многом виновата. Не только Карл. Порой я бываю чересчур эгоистична.

— Зато ты прекрасная художница. Потрясающая. И в данном факте я убеждаюсь все больше. Твоим новым шедевром скоро восхитится весь мир!

Мэгги чуть не расплакалась.

— Ты же издеваешься надо мной. Зачем?

— Я? Издеваюсь? Неужели вы, мадам, держите меня за монстра? Посмотрите, какое у меня искреннее и доброе лицо. А вот на вашей гениальной картине личико все-таки слишком печально. — Том пытался хоть как-то развеселить Мэгги.

Но, кажется, он переборщил с последней шуткой.

— Не говори чепухи. Ты толком и не разбираешься в творчестве… Ты — обычный работяга. Слесарь или плотник? — Брайс сжала губы.

Однако и Кэмпбелл разозлился.

— Эй, думаешь, нарисовала синее лицо и добилась вершин мастерства? А ты случайно не была исследователем в Арктике? Может, на тебя повлиял жуткий холод? Или синий-синий иней?

— Том, хватит, это уже не смешно. Ты переходишь границы дозволенного…

— Тогда больше никогда не серди меня. Ведь, если честно, я очень хорошо отношусь к тебе. — Он приветливо улыбнулся и поцеловал Мэгги руку. Потом прижал губы к женской ладони.

Эти прикосновения будто обожгли кожу художницы.

И Брайс вдруг заплакала. Глотая соленые слезы, она не поднимала глаз.

— Мэгги, ты что? — Том заключил ее в объятия, стал гладить по волосам, по спине. — Дорогая, успокойся. Все будет в порядке. Ведь ничего плохого не случилось. — Он поцеловал ее в макушку.

Брайс шмыгнула носом, а потом слегка отстранилась от Тома. Плакать прекратила. Слезы быстро высохли.

— Ну, вот так-то лучше, — произнес Том. — И чтобы больше этого не было.

— Есть, сэр, — попыталась отшутиться Мэгги. — И спасибо.

— За что?

— За то, что ты первый мужчина в моей жизни, который проявил ко мне сострадание.

Карие глаза Тома сверкнули как-то странно. В ответ на признание леди Брайс он промолчал.

У Мэгги вновь появились подозрения. Кэмпбелл явно играет ее чувствами. Что-то тут не так.

Она снова начала сомневаться в самой себе, а именно в своей притягательности. Вот и этот человек сбежит от нее. Как пить дать. И он по натуре вообще, кажется, путешественник.

Мэгги спросила, который час. Ей вдруг захотелось немедленно выпроводить Кэмпбелла из своего дома.

— Уже десятый? Том, так тебе уже пора. Извини, что задержала.

Он сунул руки в задние карманы джинсов и задал довольно-таки дерзкий вопрос:

— А может, ты хочешь, чтобы я остался?

Она улыбнулась.

— Да нет. Увидимся завтра.

Он обиженно взмахнул рукой и пошел к выходу.

Мэгги вернулась к своей картине.

Она снова стала внимательно рассматривать «Большую синеву». А ведь Том прав, подумала художница. Лицо, изображенное на картине, было действительно слишком унылым. Но впадающие в депрессию люди именно так и выглядят. Мэгги, по крайней мере, в последнее время вообще практически не улыбалась. Лишь изредка. И то натянуто.

Брайс чертыхнулась. Но что же все-таки делать с синей картиной? Она сняла ее с подрамника и отложила в сторону. Пора приступать к созданию новой.

Во вторник было жарко и солнечно. Чувствовалось, что наступает лето.

Том снял футболку. Можно обойтись и без нее. Он потер заболевшую от работы спину. Эх, пора бы и душ принять, подумал «садовник».

Но сначала нужно кое-что выяснить.

Он поднялся на этаж, где работала Мэгги, по лестнице с черного хода.

— Дорогая, ты дома? — вкрадчиво спросил Том.

Через секунду услышал тихое «да».

— А ты готова к ленчу?

— Дай мне еще немного поработать. На меня напало такое вдохновение…

Том вытер ботинки о коврик и вошел.

От изумления аж рот раскрыл.

Мрачная «Большая синева» исчезла.

На ее месте был натянут новый холст. Травянисто-зеленый и абрикосовый цвета сразили Кэмпбелла наповал. В хорошем смысле этого слова. Новая яркая картина ослепляла, но и улучшала настроение. Том даже почувствовал какой-то невероятный прилив сил.