Барбара Картленд - Призрак в Монте-Карло

«Так и следует воспринимать Монте-Карло», — внезапно осенило его. Это мир мечты, в который можно войти только ненадолго и который нужно воспринимать легко и бездумно, как сон, который заканчивается с пробуждением. Это город развлечений, веселья и часто счастья, но он никогда не предназначался для повседневной жизни, он никогда не был фундаментом, на котором человек мог бы построить свою семью и свое будущее.

«Монте-Карло — необыкновенно красивое место», — подумал он, наблюдая, как по мере удаления от берега море меняет свой цвет, который из ярко-синего с мазками изумрудного переходит в бледно-голубой, а у самого горизонта — в аметистовый с проблесками серебра. Но он знал, что красота Монте-Карло никогда не сможет затмить в его душе очарования и красоты Шеврона.

Внезапно над белыми крышами вилл пролетела стая голубей, и перед его глазами возникла картина: голуби, возвращающиеся к своим гнездам в окружающих Шеврон лесах. Почки на деревьях еще не раскрылись, в долине распустились подснежники и крокусы, воздух напоен ароматом свежести — и у тебя захватывает дух и все существо наполняется счастьем от того, что тебе дано увидеть таинство начала весны. Скоро зацветет сирень, яблони покроются бело-розовыми облаками цветов, а на озере появятся золотые пятна лилий.

Шеврон звал его, и сэр Роберт сделал непроизвольное движение, как будто он уже сейчас отправляется к далекому, столь горячо любимому родному дому. Однако ему пришлось обуздать свое нетерпение, так как он знал: теперь он вернется домой не один.

Прошлой ночью сэр Роберт ни на минуту не сомкнул глаз. Он долго гулял по берегу, а вернувшись к себе, опустился в кресло на балконе и просидел до рассвета. Он думал о Мистраль, вспоминая, как ее головка лежала на его плече, как она поднимала к нему свое лицо. Как она была прекрасна даже в слабом свете дорожного фонаря! Скольких усилий стоило ему, чтобы не поцеловать ее! Ее губы были рядом, и трепет, волнами проходивший по ее телу, и ее взгляд дали ему понять, что она ответила бы на его ласку.

Однако его удержало чувство чести, воспитанное в нем многими поколениями его предков. Он заставил себя подождать, сначала закрыть дверь, ведущую в прошлое, и только потом распахнуть дверь в будущее. Он был уверен, что поступил правильно, но при воспоминании о красоте Мистраль, о том, как близко были ее губы, к которым он так и не прикоснулся, каждый нерв в его теле отзывался болью.

Оставив ее в «Отеле де Пари», он приказал кучеру везти себя на виллу «Де Роз». Невинный вопрос Мистраль напомнил ему о Виолетте, и он понял, что, оставив ее одну на лестнице ресторана «Де Флер», не дав ей никаких объяснений и не извинившись, он тем самым поступил по отношению к ней грубо. Но он совершенно забыл о ней, когда представил, что Мистраль похищена князем. Единственной его мыслью было спасти ее, руководившая им слепая ненависть как бы опустила завесу на его память.

Сейчас он должен извиниться перед Виолеттой и — что гораздо хуже — сказать ей правду. Ему будет довольно трудно объяснить не только свою любовь к Мистраль, но и тот факт, что он намеревается утром просить ее руки. Теперь он понимал, что никогда раньше не любил, и никогда не представлял, что любовь может так много значить в его жизни и что он способен на столь глубокое чувство.

Бесспорно, Виолетта привлекала его. Желание обладать ею охватило его с первой минуты их знакомства. Однако именно она сделала их отношения более глубокими и близкими. Именно она вела его все дальше и дальше по лабиринту его страсти до тех пор, пока — еще чуть-чуть, и стало бы поздно — он не обнаружил выход из этого лабиринта, выход, который ранее был закрыт для него.

Он никогда не хотел, чтобы у них с Виолеттой были такие отношения. В его намерения не входило ничего серьезного, когда на балу у Девонширов он без всякой задней мысли вписал свое имя в бальную карточку Виолетты, не оставив ни одной свободной клеточки, и когда с видом бывалого донжуана принялся флиртовать с ней. Уже позже, много позже он стал догадываться, что Виолетта влюбилась в него, и только раздражавшие его упреки и нотации матери привели к тому, что в нем взыграл дух противоречия и он, решив проявить открытое неповиновение, начал задумываться о том, чтобы сделать Виолетте предложение.

К тому времени он уже был отравлен ее презрением и безразличием к традициям и моральным устоям общества. До встречи с Виолеттой он всегда поступал так, как ожидали от него окружающие, его педантичность и приверженность правилам сделали бы честь и более зрелому мужчине. Но после нескольких недель общения в Виолеттой он ощутил, как внутри его поднимается волна протеста, как все в нем восстает против злых языков их знакомых, которые все без исключения, предчувствуя недоброе, предупреждали его о неизбежности падения. Если им так хочется о чем-нибудь посплетничать, он предоставит им такую возможность, решил он.

Но в глубине души сэр Роберт понимал, что Виолетта очень далека от того идеала женщины и жены, который он создал в своих мечтах. Он представлял, что его женой станет женщина, которая полюбит Шеврон и которая будет чувствовать себя там счастливой; и что Шеврон полюбит и примет его жену. И хотя он яростно сопротивлялся своей матери и тем, кто высказывал свое мнение о Виолетте, он знал, что они правы. Он не мог привезти в Шеврон разведенную женщину, он не мог представить ее как пример для подражания тем, кто доверял и уважал его.

И все же он продолжал играть с огнем, охваченный желанием, как и многие мужчины до него, обладать и Шевроном, и Виолеттой, успокаивая свою совесть тем, что Виолетта — несерьезный человек, что ее любовь к нему так же легка и мимолетна, как и его к ней. Теперь же его охватил страх, который нарастал с каждой минутой, приближавшей его к вилле «Де Роз».

Открыв дверь своим ключом, он с облегчением увидел, что в гостиной горит свет: значит, Виолетта еще не ушла в спальню. Она сидела и писала, когда он вошел. Она встала, и он заметил, что вечернее платье, которое было на ней сегодня, она сменила на пеньюар из мягкой, ниспадающей глубокими складками ткани. Единственным ее украшением был букетик искусственных роз, приколотый к груди. Она была бледна.

— Я знала, что ты придешь, — тихо проговорила она.

— А как же! Я должен извиниться.

Его голос звучал твердо, но когда он поднял на нее глаза, она увидела в них то, чего никогда не было. У Виолетты перехватило дыхание. Страхи и беспокойство, обуревавшие ее в течение последних нескольких часов, навалились на нее с новой силой, превратившись в страшное оружие, которое нанесло ей удар в самое сердце.

Она уже знала правду, для этого не потребовалось никаких объяснений. Единственным ее желанием было умереть прежде, чем слова слетят с губ Роберта.