Шэрон Кендрик - Современная мадонна

Может, ей снова надеть черное? Но Роури не надел траура и, очевидно, не собирался. К тому же черная одежда привлечет еще больше внимания, вызовет еще большее любопытство.

Она перебирала свои вещи, пока наконец не наткнулась на подходящее платье. Связанное из овечьей шерсти, мягкое, нежно-серое, оно было в то же время достаточно скромно.

Волосы Энджел оставила свободно падать на плечи, чтобы слегка замаскировать слишком откровенно подчеркнутые облегающим платьем линии груди. Она не хотела, чтобы Роури думал, будто она стремится соблазнить его.

Посмотрев на себя в зеркало, Энджел решила, что, если к воротнику приколоть сверкающую марказитовую брошь, она, пожалуй, будет выглядеть превосходно. Даже рядом с лондонским адвокатом?

Уже очень-очень давно Энджел не думала о том, как она выглядит. И ей совсем не хотелось спрашивать себя, почему. Могли они сегодня позволить себе этот ужин вдвоем после несчастья, которое обрушилось на них? Может, ей стоило настоять на ужине в своей комнате? Впрочем, Роури, скорее всего, отговорил бы ее от этого.

Она подумала, не подкраситься ли ей, но решила, что ее цвет лица достаточно хорош благодаря деревенской жизни, а темные ресницы придают и глубину, и выразительность изумрудным глазам. Она только чуть-чуть тронула блеском губы, отчего они стали казаться немного полнее. При этом Энджел старалась убедить себя, что нет большого греха в том, что ей хочется выглядеть как можно лучше в этот первый ее выход в свет за последние восемнадцать месяцев.

Но когда внезапно она до конца осознала свои действия, ей показалось, что пол уходит у нее из-под ног. Она медленно опустилась на край кровати и уставилась немигающим взглядом на огонь в камине. Такой Роури и обнаружил ее, когда вошел в комнату минут через двадцать.

Его темные волосы еще были влажными. Увидев ее сгорбившуюся, несчастную фигурку, он взглянул на колыбельку.

— С Лорканом все в порядке? — быстро спросил он.

— Да, все хорошо.

— Тогда в чем дело? — спросил Роури очень тихо. Его нежность убивала ее. Энджел подняла глаза, боясь, что дрожащая верхняя губа выдаст ее.

— Ни в чем.

— Ну, перестань! Я же вижу. Или просто боишься ужинать со мной?

Под его испытующим взглядом вся оборона Энджел рухнула. Да, она чувствовала себя плохо. И ей тяжело было и дальше таить грусть…

— Глупо… — начала она нерешительно.

— Позволь мне судить.

— Видишь ли, мне действительно приятно было наряжаться к ужину, — с трудом выговорила она.

Похоже, Роури чуть-чуть смутился, но в то же время он был польщен. Немного женщин встречал он в жизни, которые не боялись показать, насколько они уязвимы. А Энджел сейчас выглядела особенно беззащитной.

— Очень лестно! — проговорил он наконец. — Но что же в этом плохого?

— Все! — заявила она. — Чад умер совсем недавно, а я… я думаю о нарядах… — Ее голос сник.

— Ну и?

— Наверное, нехорошо чувствовать радостное возбуждение оттого, что идешь ужинать, в то время, когда Чад…

— Да, я знаю, — пробормотал Роури, и на его лице отразилось почти невыносимое напряжение. — Мне нужно было опознать его, Энджел, понимаешь? Я был должен. И я собрал всю свою волю и пошел.

Энджел вздрогнула, представив процедуру опознания со всеми душераздирающими деталями.

— Прости меня, — добавил он, проклиная про себя свою жестокость. — Но жизнь продолжается, ты же знаешь. — Он следил за выражением ее лица. — Да, это общие слова, я знаю, но не случайно люди повторяют их снова и снова, — они справедливы! И жизнь должна продолжаться, Энджел. Если даже мы откажемся от всех радостей жизни, это ведь не поможет вернуть Чада, правда?

— Я знаю, — с несчастным видом ответила она.

— Но это все равно не облегчает душевную боль.

— А ты чувствуешь боль все время?

Роури покачал головой.

— Не все время, нет. Она приходит и уходит. Иногда она переполняет меня, а иногда кажется, что все хорошо. Действительно хорошо. А потом все вспоминается, и приходит ощущение вины.

— Я тоже чувствую именно так, — медленно кивнула Энджел.

Он взглянул на колыбельку.

— А как же Лоркан? Дети ведь воспринимают все окружающее. Ему не пойдет на пользу, если мы будем непрерывно плакать и вздыхать, понимаешь? Он привыкнет к этому и может перенять это от нас.

— Нет!

— Чад обошелся с тобой ужасно, исчезнув из твоей жизни, даже не объяснившись. — Роури говорил так мягко, как только мог. — На самом деле он совсем недостоин ни твоей преданности, ни понимания, ни жалости.

Энджел отвернулась к огню. Темно-красные отблески пламени плясали на ее волосах.

— Вопрос не в том, чего он заслуживает, а чего нет, — прошептала она. — Мне просто очень грустно, Роури. Так грустно! И еще… Может быть, если бы я была лучшей женой для него, он бы не исчез и ничего бы не произошло.

Трудно сказать, что было нежнее — его голос или его глаза, — когда он подошел к ней поближе и протянул руки, чтобы помочь ей встать и заставить ее посмотреть ему в лицо. Внезапно они оказались очень близко, слишком близко… Энджел почудилось, что вздох застрял у нее где-то в горле.

— Ты не одна чувствуешь себя виноватой. Ты же знаешь, и я несу свою долю вины?

Ее зеленые глаза широко раскрылись от удивления.

— Ты? Но почему?

Роури вздрогнул, и стало заметно, как напряжено все его тело.

— Потому что я мог бы встретить его в аэропорту. Должен был встретить. Он просил меня, а я сказал, что не могу, потому что занят.

— Ты сойдешь с ума, если позволишь себе думать об этом. Нет смысла теперь говорить: а что, если?

— Я знаю, — тяжело произнес он. — Но не могу не думать…

— Расскажи мне!

Его лицо исказилось от боли.

— У меня было дело в суде в тот день. Очень важное дело. Выдвигались незаконные обвинения. Всегда можно найти оправдание, но я-то знаю, что мог бы успеть в аэропорт, если бы просто отложил все.

— Так почему же ты не встречал его? — спросила Энджел, понимая, что ему необходимо излить свою боль в словах, именно ему, одному из тех мужчин, которые не привыкли обнажать свои чувства…

— Я все еще злился на Чада, — произнес Роури, и его голос был похож на рычание. — Злился на то, как бесцеремонно он ведет себя с людьми.

— С людьми?

— Ну, с тобой, — медленно признался он. — Мне было очень плохо от сознания того, как Чад поступил с тобой.

Энджел чуть-чуть улыбнулась. Глупо, но ей было приятно, что Роури вообще думал о ней.

— Тебе не следовало злиться из-за меня. Я уже пережила бегство Чада.

— Серьезно? — недоверчиво спросил он. — Именно поэтому ты удрала в Ирландию, как пугливый мышонок, когда вы расстались?

— Куда же еще я могла поехать? В Ирландии мой дом.

Роури покачал головой.

— Но ты поселилась за много миль от своего дома.