Робин Доналд - Лицом к счастью

Трепеща от страха, Гизелла попыталась развязать узелок своего пестрого саронга, но пальцы ее не слушались.

— Позволишь? — спросил Роман и ловко справился с неподатливым узелком. — Ты как жемчужина. Как лепесток лилии, — сказал он тихо и поцеловал ее. — Не хочу причинять тебе боль, милая.

— А как же? — спросила она.

— Терпение, Гизелла. Ты просто еще не готова. Твое тело нуждается в нежности, а не в разрушении, — прочувствованно прошептал мужчина, зацеловывая ее.

На мгновение Гизелле показалось, что она теряет сознание. Сердце захолонуло, когда Роман подхватил ее на руки и положил на постель, голова шла кругом. Ничего столь волнительного она в жизни не испытывала.

Губы Романа сводили ее с ума. Она все еще боязливо прикасалась к нему и, словно ожегшись, отдергивала руку.

— Уже? — испуганно спросила она, когда Роман разнял ее бедра.

— Нет, милая. Ты не готова, — прошептал он.

— Что это значит?

— Я почувствую, когда твое тело будет готово меня принять, — проговорил он ей на ухо, горячим дыханием обжигая кожу.

— Что ты делаешь? — от неожиданности воскликнула Гизелла, ощутив прикосновение его руки к напряженной чувствительной плоти.

Он мягко водил пальцами в узком пространстве. Гизелла с изумлением переживала странные перемены в себе. Он целовал грудь, которая ныла от боли и в тот же самый момент томилась гаммой безвестных ощущений. Он будоражил низ ее живота, и бедра увлажнялись неведомо откуда взявшимся соком.

— Скоро, — сказал Роман.

Внезапное сожаление пронзило ее. Гизелла словно вся сжалась в комочек. Сердце билось раненой птицей.

— Не волнуйся, — тихо проговорил Роман и обнял ее.

Гизелла трепетала, готовая расплакаться от страха и охватившего ее смущения.

Роман преисполнился терпением и нежностью. Он легко целовал девушку, давая время успокоиться.

— Все, я готова! — решительно объявила Гизелла.

— Ты уверена?

— Да-да, не тяни, — торопливо проговорила она.

— Хорошо… Расслабься. Быть может, сначала будет немного больно. Так, самую малость. Гизелла… — сказал Роман, приостановившись.

— Что? — спросила она.

— Это все еще взаимное желание? Ведь пока еще не поздно передумать…

— Нет, Роман, я не передумаю, — твердо произнесла она.

Принц улыбнулся и кивнул.

Гизелла обняла Романа за плечи и устремила взгляд на его сосредоточенное лицо, когда он возвысился над ней всем телом. Роман был подчеркнуто осторожен. Она могла проследить каждое его движение. Мгновение боли было притуплено охватившим ее волнением. Гизелла ощутила лишь невероятный восторг. Ее тело само, в обход разумению; соучаствовало, соединяясь с ним. Волны жара накатывали, все новые и новые потоки после каждого волевого рывка с его стороны.

Женское чутье помогало Гизелле. Она восприняла навязанный Романом ритм, поддержала его, она вслушивалась в себя, когда этот ритм стал возрастать. Удивление постепенно сменялось упоением. Она то нежно обнимала, то требовательно впивалась в него. В какой-то момент волна чувств захлестнула ее. Гизелла словно оцепенела.

— Тебе больно? — спросил Роман, приостановившись.

— Нет. Продолжай, — сказала она и запрокинула голову, плотно смежив веки.

— Сладкая покорность, — с наслаждением проговорил мужчина и страстно поцеловал ее в шею.

Гизелла ощутила всю его силу, неистовство, вес. Она трепетала, когда все свершилось. И продолжала его обнимать, когда он, обессилевший, лег рядом. Опамятовавшись, она стала целовать его плечи.

— Как ты? — сипло спросил Роман.

— Спасибо. Хорошо, — слабо ответила Гизелла.

— Хорошо — бессмысленное слово, — недовольно проговорил он.

— Мне сейчас сложно ответить более определенно. Но я действительно чувствую себя очень хорошо.

— Хочешь в душ? — спросил он, приподнявшись.

— С тобой?

— Со мной.

— С удовольствием, — ответила она.

В большой ванной комнате, среди изобилия баночек с ароматической солью, он ее спросил:

— Ты бы хотела спать отдельно?

— Не знаю. Я никогда ни с кем не делила постель, — смущенно произнесла она.

— Когда-нибудь и это случится. — Роман поцеловал ее в щеку и подтолкнул в душевую кабинку, напутствуя: — Сладких снов.

Он вышел, оставив ее в недоумении, как если бы воспользовался удачным предлогом отделаться от нее.

Гизелла пробовала обижаться, но у нее ничего не получилось. Близость оставила столько новых впечатлений, которые было приятно смаковать. И всем этим она была обязана Роману. А впереди у них оставалось еще три дня.

В эти три дня Роман был подобен мечте. Более нежного, более чуткого человека ей знать не приходилось. Он готов был исполнить каждое ее желание, но только до поры. В определенный момент он делался чужим. Брал телефон и уединялся в одной из комнат с ноутбуком. Роман работал по нескольку часов каждый день, а когда возвращался к Гизелле, вновь становился ласковым и предупредительным.

Они много болтали. Роман с удовольствием вспоминал годы учебы в университете, своих диких и изобретательных на проделки друзей, с которыми по сию пору сохранял хорошие отношения. Многие из них изменились до неузнаваемости, обзаведясь семьями. В сравнении с ними Роман был все тем же студентом, падким до красавиц и непродолжительных отношений без обязательств. И откровенно отдавал себе в этом отчет.

— Расскажи о себе, — попросил он ее как-то.

— Окончила школу. Стала работать на ферме. Больше рассказывать не о чем.

— Почему? — изумился Роман.

Потому что отцу нужен был уход, а у сестры талант, который преступно зарывать в землю. Сестра уехала учиться, она осталась, поскольку очень любила «Парируа», которую у нее вот-вот отнимут из-за отцовских долгов. Но всего этого она Роману не сказала. Девушка не стыдилась своей скромной доли, но и не кичилась ею.

— Просто так получилось, — проговорила Гизелла. — У меня не было талантов, как не было и желания заняться чем-либо, помимо привычных фермерских дел. Для меня это было самым естественным решением.

— И тебе нравится твоя жизнь? — с нотками искреннего сочувствия поинтересовался Роман.

— Наша «Парируа» — красивейшее место на планете. Уж поверь, — ответила она.

— Верю. Но я спросил не об этом, — сказал он. — Тебе нравится жизнь, на которую ты себя обрекла?

— В самом вопросе слышится предубеждение, — упрекнула она Романа.

— Как твоя мама отнеслась к твоему решению?

— Мама умерла, — скорбно произнесла Гизелла.

— Прости, — повинился Роман.

Разговор зашел в тупик. Оба сидели молча. Каждый раздумывал о чем-то своем, словно был наедине с собственными сокровенными переживаниями.

Роман понимал, что Гизелла не нуждается ни в его сочувствии, ни в его поддержке. Девушка не менее его дорожит своим одиночеством. Но в отличие от него, она это одиночество не выбирала. Оно было дано ей непростой судьбой.