Леона Арленд - Чувственность

— Давно на меня смотришь?

— Какое-то время.

— Наслаждаешься бездействием?

— Я предпочел бы работать.

Она склонила голову набок, рассматривая его.

— А охранять меня — это не работа? — Памела изогнула золотисто-рыжую бровь. — Недостаточно героично?

Роналд хмыкнул.

— Я не стремлюсь стать героем.

— Ты можешь уйти, — разрешила Памела, опуская голову и делая вид, будто углубилась в чтение, в то время как на самом деле продолжала наблюдать за ним сквозь ресницы. — Папа будет недоволен, но я не думаю, что что-то произойдет, пока я сижу здесь и не двигаюсь с места.

— Вы что, прогоняете меня? Как перепуганная девственница.

— Да нет, просто не хочу утруждать.

— Ну, даже не знаю. — Ронадд пожал плечами, словно серьезно размышлял над ее словами. — В конце концов, работа не такая уж сложная.

— Правда? А мне-то казалось, что тебе здесь приходится тяжко.

Ронадд ухмыльнулся.

— Тяжко? Я думал, тяжко бывает беременным женщинам.

Памела почувствовала, что у нее начинают гореть щеки. Упоминание о беременности заставило ее осознать, что она — женщина, а он — мужчина, который занимался с ней сексом.

— Я полагаю, женщине, которая рожает, не до игры слов. Ей слишком больно. «В болезни будешь рожать детей», — процитировал Ронадд. — Но ведь дело того стоит?

Он так считает? Вопрос о том, хочет ли Роналд иметь семью, давно занимал Памелу, но при нынешнем положении вещей она не могла об этом спросить. Роналд тем временем продолжил:

— Так или иначе, я не думаю, что вы в опасности. Во всяком случае, не со стороны вашего приятеля.

— У меня нет приятеля. А что касается опасности… я не желаю из-за этого беспокоиться. — Памелу задело то, что Роналда больше не волнует существование ее предполагаемого любовника, однако она постаралась этого не показать. — Я в безопасности. И именно поэтому ты можешь уехать. Ты ведь нужен у себя в департаменте?

— Да. Но, кажется, здесь я тоже нужен.

— Ты говоришь так, словно это я виновата в том, что ты торчишь здесь.

— А то кто же?

Памела посмотрела на него невинным взглядом.

— И при чем же здесь я?

— Скажите мне, кто писал письма, и меня здесь не будет.

Кто? Ее сердце учащенно забилось. Как она может сказать ему?

— Обещаешь?

Роналд с деланно трагичным выражением лица приложил обе руки к сердцу.

— Что б мне сдохнуть, если я вру!

— Какой кошмар! — Памела усмехнулась. — Не надо таких жутких клятв. Звучит ужасно!

Роналд пожал плечами. Неожиданно изменив тему, он спросил:

— Слышно что-нибудь о Никалсе?

Она покачала головой.

— Я не могу его найти. Его нет ни у друзей, ни у родственников. — Памела злилась на себя за то, что невольно выдала тайну, которая ей не принадлежала. Но теперь, даже если Никалс не вернется, Марибель будет уверена, что он хотя бы знает о ребенке.

— Она неплохо держится, — заметил Роналд.

— Не надо рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь, — отрезала Памела. — Ты, надо полагать, никогда не был помолвлен.

— А вот тут вы ошибаетесь.

— Ты? — искренне изумилась она. — Был помолвлен?

— В прошлой жизни.

Интересная информация… Но Памела не рискнула расспрашивать, боясь показаться излишне любопытной. Она подумала о Марибель, которая с головой ушла в работу, так что теперь в доме все вплоть до последнего подсвечника блестело и сияло чистотой.

— Да, бедняжка трудится не покладая рук, — подтвердила Памела. — Но только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей о неверном женихе.

Марибель иногда повторяла, положив ладонь на пока еще плоский живот: «Моя мама растила меня одна, и, по-моему, получилось неплохо». Но каждый раз, когда она говорила это, в ее глазах появлялись слезы. Памела утешала ее, как могла, однако в глубине души опасалась, что Марибель может оказаться права. Никалс не возвращался.

— Она расстроена больше, чем хочет показать, да? — спросил Роналд и, прежде чем Памела успела ответить, добавил: — А ваш отец? Как он?

— Лучше. — Она огляделась по сторонам. Последние лучи вечернего зимнего солнца заглядывали в кабинет, бросая красные отблески на персиковый ковер, на письменный стол и на висящие на стенах фотографии.

— Не думаю, что ваш отец действительно болен, — предположил Роналд. — Скорее он хочет увериться, что я останусь приглядывать за вами.

— Конечно, папа болен, — отозвалась Памела, в глубине души не возражавшая против подобной беззащитности отца, которая давала ей определенную свободу действий. — И он действительно беспокоится обо мне. С тех пор как умерла мама… — Памела пожала плечами, — я чувствую себя виноватой, когда мы ссоримся. Глядя на отца, трудно поверить, но он… очень чувствительный.

— Очень чувствительный, — согласился Роналд, ослепительно улыбнувшись.

— Папа не любит показывать свои чувства, но он заботится обо мне, — сказала она, силясь отвести глаза от красивого лица своего собеседника.

Пару дней назад отец, просматривая досье Роналда, обнаружил, что в эту субботу у него день рождения. Тогда он попросил Памелу пригласить семью Роналда на обед. Она согласилась, надеясь наладить отношения с отцом, хотя подобное желание показалось ей странным. Затем судья Гарди неожиданно заболел и настоял, чтобы дочь взяла на себя все заботы о предстоящем обеде. Это отчасти было ей на руку: поскольку приготовления происходили втайне от виновника торжества, у Памелы наконец-то появилась причина избегать Роналда. Вдобавок у него теперь не было возможности расспрашивать ее о письмах.

Она молилась, чтобы он никогда не выяснил правду. На ее долю выпало бы невероятное унижение, если бы Роналд узнал, что таким образом Памела старалась привлечь его внимание.

Солнце зашло, и воцарился полумрак, придавая обстановке комнаты интимность. Памела потрясла головой, пытаясь прогнать наваждение, и с усмешкой посмотрела на Роналда.

— Оставь в покое мою личную жизнь. Договорились?

Роналд не ответил. Он смотрел на Памелу таким пристальным взглядом, словно желал проникнуть ей в душу. Памела растерялась. Она не знала, зачем он пришел сюда, она не знала, что следует ему сказать, как ей вести себя. Откинувшись на спинку кресла, она посмотрела на Роналда с самым непринужденным видом, на которой только была способна в теперешней ситуации.

— Ладно, что я могу для тебя сделать?

— Кое-что можете, — протянул он.

Вряд ли в его словах был сексуальный подтекст, но рука Памелы словно сама собой поднялась, чтобы поправить волосы, и ей захотелось, чтобы на ней было надето нечто иное, нежели простой белый свитер и синие брюки, — что-нибудь шелковое, изящное, облегающее… что-нибудь, что напомнило бы Роналду недавнюю ночь. Он был высок, красив, широкоплеч, уверен в себе. Памела поняла, что хочет его — прямо сейчас. Безумно хочет…