Аманда Дойл - Пробуждение души

Через минуту Карли провела пальцем по листьям плюща, потом со вздохом отошла от окна и снова устроилась в кресле.

— Я не она. — Она говорила спокойно и с такой уверенностью. Карли действительно так уверена в этом. Бак удивился. Или она так уверена потому, что не хочет быть Лорой? Может быть, она тоже хотела забыть… Возможно, быть Карли Джонсон для нее проще, чем быть самой собой.

— Мы выглядим очень похожими, я согласна с этим, — сказала Карли, сделав жест рукой в сторону фотографии Лоры. — Но это не так уж необычно. Каждый знает о знаменитых совпадениях. Люди иногда очень похожи. Лора и я — мы можем быть двойниками, вот и все! Вот фотография, — она подняла свое старое школьное фото, — это — я. Вы не хотите видеть лишь сходство, а кроме того, вы не знали меня до аварии, до шрама и сломанного носа.

Бак холодно и спокойно заметил:

— Ты тоже не знаешь себя до аварии.

Ее решительность на мгновение поколебалась, потом она продолжала:

— Я допускаю, что, возможно, я ваш друг, только потому, что в принципе возможно все. Но я — не она.

— Откуда ты знаешь, что ты Карли Джонсон? Отсюда? — Бак поднял все документы и кредитные карточки, держа их в воздухе перед тем, как сжать их пальцами. — Или потому, что какие-то люди, которых ты знала несколько недель, сказали тебе это? А кто такая Карли Джонсон? Откуда она родом? Есть ли у нее семья или скучает ли кто-нибудь о ней? Были ли у нее друзья до того, как она появилась в Сиэтле? Была ли у нее жизнь до ее появления в Сиэтле?

— Я приехала в Сиэтл из Техаса. Мои родители умерли. Я была единственным их ребенком. Где-то должны быть родственники, но думаю, что мы не были близки, потому что у меня нет ничего, напоминающего о них.

— Как ты узнала, что ты из Техаса? — настаивал Бак. — Как ты узнала, что твои родители умерли?

Карли теряла терпение, и Бак вновь вспомнил Лору: у нее тоже было немного терпения с любым, кто стоял у нее на пути, кто не соглашался подобострастно с ее желаниями, ее требованиями и не разделял ее мнения.

— Компания, в которой я работала в Сиэтле, имеет мои данные. Оттуда я получила основную информацию. Остальное узнала от друзей.

— И ты почему-то предпочитаешь принять их версию твоего прошлого?

— Я предпочитаю, принять прошлое, которое основано на фактах, — сказала Карли жестко. — Теперь извините меня, шериф, я думаю, что затратила достаточно времени в этом городе. Мне пора домой.

Карли встала, со скрипом отодвинула кресло назад и протянула руку. Бак охватил пальцами острые пластмассовые края карточек, неохотно отдавая их, но он понимал, что не имеет права их оставить. Он медленно поднялся на ноги, обошел вокруг стола и вложил карточки в ее ладонь.

— Как насчет Морин?

Бак заметил, что взгляд Карли сразу стал виноватым. Морин всегда была единственным слабым местом Лоры. Она была благодарна своей тетке за то, что та взяла ее к себе после смерти матери, за то, что создала для нее подобие родного дома, за то, что видела только хорошее в ней. С Морин Лора всегда обращалась так хорошо, как только могла.

— Пожилая леди в ресторане гостиницы, — пробормотала Карли.

— Ты не можешь просто уехать, не сказав ей ни слова. Она думает, что ты вернулась. Она верит, что Бог услышал ее молитвы. Ты обязана объясниться с ней.

— Я не обязана ей ничем, шериф. Я никогда ее не видела до вчерашнего вечера. — Карли закончила наполнять свой бумажник, застегнула молнию своей сумочки и повернулась лицом к Баку. — Скажите ей, что это ошибка. Скажите ей, что я не ее племянница. Скажите ей правду.

— Какую правду? Твою или мою? Потому что я не думаю, что ей очень понравится моя правда. Я не думаю, что, любя тебя всю жизнь гораздо больше, чем ты заслуживаешь, она будет счастлива узнать, что ты настолько эгоистична, что не могла уделить ей даже несколько минут своего драгоценного времени.

Карли закрыла глаза, крепко зажмурилась, потом потерла их, чтобы снять напряжение. Это был простой жест, но он сделал ее чертовски беззащитной. Это заставило Бака вспомнить, какой больной она выглядела вчера, какой неустойчивой она была, когда впервые проснулась, насколько неважно она себя чувствовала, когда он донес ее до кровати. Это заставило Бака пожалеть ее. Это заставило его почувствовать нечто по отношению к ней.

Затем Карли снова посмотрела на него, и слабость, хрупкость ее исчезли. Она нашла где-то в глубине своей души новые силы.

— Меня не беспокоит, что вы скажете старой женщине, шериф, — сказала Карли холодно. — Я возвращаюсь в гостиницу, чтобы упаковать вещи, и еду домой.

Бак узнал чувство, поднявшееся у него внутри, когда Карли выходила из конторы. Паника. Он провожал ее взглядом, когда она уходила, с таким же паническим страхом, что она может никогда не вернуться назад. И примерно такой же страх, что она вернется. Иногда он догонял ее.

Последний раз он не пошел за ней.

Сегодня он пошел. Она была на полпути к зданию суда, когда он вышел. Бак позвал ее и увидел по движению ее плеч, что она услышала, но не обернулась.

— Лора! — Бак достиг края тротуара в тот момент, когда она сходила с него, и остановился, пытаясь вернуть, в последний раз вернуть ее.

— Карли!

Женщина остановилась на середине пустой улицы и медленно повернулась. Бак сразу же сократил расстояние между ними до одного фута.

— Скажи, тебе ничего здесь не кажется знакомым? Гостиница? Моя контора? Салон? Ты не помнишь?

Словно в изумлении, Карли огляделась вокруг, потом снова посмотрела на него.

— Я никогда не была здесь раньше, — настойчиво сказала она мягким голосом.

— Ты помнишь, где ты жила? Где я жил? Ты помнишь школу? Озеро? Старый кинотеатр?

Она посмотрела на него расширенными глазами, ее лицо побледнело. Карли прошептала что-то, но так тихо, что Бак смог услышать только «р» в конце слова. Потом ее взгляд скользнул налево, вдоль улицы, ведущей на восток. В миле от города дорога исчезала за холмом, возвышающимся над долиной. Она тянулась миль пять от конторы шерифа и заканчивалась тупиком.

Около озера.

Бак сделал шаг назад, потом другой. Женщина, стоящая перед ним, не была Лорой, которую он ненавидел; он больше не презирал ее: она перестала быть женщиной, которая заставляла Бака презирать самого себя.

— Ты помнишь? Да? — Бак говорил почти так же тихо, как и она, не уверенный, что он хотел бы услышать эти слова, сказанные громко. — Ты помнишь озеро?

На глазах у Карли стояли слезы, но не слезы радости или облегчения, а слезы страдания и ужасной печали.

— Озеро, — повторила она. — В конце этой дороги. Где ты…

Она не смогла заставить себя закончить фразу, поэтому Бак сделал это за нее в самых простых терминах, которые смог найти:

— Где ты и я занимались любовью.