Аманда Дойл - Пробуждение души

Эти вопросы отравили ей остаток вечера, хотя Бак и Морин вскоре вернулись, а Трина хранила молчание. Карли сидела на диване рядом со старой женщиной и не принимала участия в разговоре, желая только одного — уйти отсюда. Карли хотела бы поехать домой в Сиэтл, где она была бы в безопасности и в комфорте.

После трех лет желания вспомнить теперь она испытывала желание все забыть.

Наконец они распрощались, и она с Баком покинула викторианский дом. На середине лестницы Бак не выдержал и спросил:

— Что случилось?

Карли остановилась рядом с его машиной, но не открывала дверцу. Вместо этого, запрокинув голову, она посмотрела на небо.

— Ты знал, что амнезия не всегда вызвана физическими травмами? — спросила она мягко, но не дождалась ответа. — Иногда бывают причины психологические. Человек был свидетелем чего-то ужасного, стресс был таким всеобъемлющим, что его необходимо было избежать, поэтому мозг выключает память, и все — нет больше ужаса, нет стресса. — После секунды молчания она добавила: — Хотела бы я знать…

Бак уже понял, что она хотела знать, не была ли ее амнезия, по крайней мере, частично, психологической. Никто не отрицал ее страданий, вызванных несчастным случаем, но кто мог уверенно сказать, что только раны были причиной ее амнезии? Вполне возможно, что где-то глубоко внутри Лора была несчастна, что она устала от эгоизма и жестокости, что она не хотела больше видеть, во что превратилась ее жизнь, кем она стала. Несчастный случай дал ей шанс избавиться от эгоизма, зла и жадности, шанс стать приятным, скромным человеком. Шанс позаботиться о ком-то, чтобы кто-то заботился о ней.

И все, что она делала раньше, было забыто.

Бак ждал, что Карли выскажет вслух свои мысли, но она только взглянула на него и, не говоря ни слова, села в машину.

Бак в темноте обошел вокруг автомобиля, потом сел за руль и включил двигатель, дав ему минуту поработать вхолостую, прежде чем включить передачу.

— Ты бывал в обществе с Триной?

Пока Бак ехал по грунтовой дороге к шоссе, он раздумывал, чем был вызван ее вопрос. Ревность? Ревность Лоры была горяча и неприятна, рожденная непоколебимым стремлением к полному обладанию и контролю. Как и все остальное в ее характере, эта черта за три года смягчилась и сгладилась.

— Да, пару раз.

Ответ, казалось, что-то объяснил ей. Она издала тихий звук понимания и кивнула головой.

— Если ты думаешь, что это объясняет, почему Трина так враждебна, то ты не права, — сказал Бак. — Я, наверное, побывал в обществе каждой незамужней женщины на пятьдесят миль вокруг Новера, — такова моя работа, — но ведь они не ненавидят тебя.

— Но они не все влюблены в тебя, а Трина влюблена.

— Что заставляет тебя так думать?

Бак предпочел бы не видеть взгляд, которым Карли посмотрела на него. Ему стало неуютно.

— Бедная женщина выставляет себя на посмешище, а ты даже не замечаешь, — сказала Карли с укором.

Лора жалела кого-то, тем более Трину? Это так же смешно, как если бы кто-то жалел Лору, подумал Бак. Потом он напомнил себе, что это Карли, а не Лора.

— Может быть, твои свидания с Триной не были важны для тебя, но они много значили для нее.

— У нее не могло быть и мысли, что они что-нибудь означают. Они даже не были настоящими свиданиями. Мы делали вместе кое-какую работу, и я сводил ее пару раз пообедать, вот и все.

— Ты приглашал ее? Ты провожал ее домой? Ты заплатил по счету в ресторане? Ты привез ее домой и поцеловал, сказав «доброй ночи»?

— Нет.

Теперь они были в городе, где свет уличных фонарей позволял ему видеть выражение ее лица: было ясно, что она знала, который из ее вопросов вызвал его слишком страстный ответ, и он в ответ нахмурился.

— Они не были настоящими свиданиями? — сказала Карли мягко. — Для Трины они должны были означать, что ее мечты сбылись. Как же тяжко было ей видеть тебя с Лорой, зная, каким человеком была ее кузина, и не имея возможности с ней соперничать?!

Бак вырулил на стоянку перед гостиницей, потом посмотрел в лицо Карли.

— Какой была Лора, теперь не имеет большого значения.

Карли грустно посмотрела на него.

— Это имеет значение для меня.

Желание защитить не было для Бака новым — он часто пытался защитить себя от Лоры. Но в первый раз в жизни он хотел защитить ее. Бак хотел стереть все темные воспоминания, весь страх и все сомнения, всю грусть, стыд и волнения. Он хотел восстановить ее веру в себя, спасти от любых обид и разочарований.

Он хотел спасти ее от самой себя. А может быть, только может быть, он хотел спасти ее для себя?

— Каждый совершает поступки, которыми не приходится гордиться, — сказал Бак угрюмо, не глядя на Карли. — Надо только научиться оставлять их в прошлом.

— Может быть, это как раз то, что я сделала. И после того, как я избавилась от всего плохого, не осталось ничего. Мне пришлось начинать все с самого начала

Может, она права, подумал Бак. Может, быть Лорой слишком больно, слишком стыдно. Она могла бы счастливо прожить остаток жизни, не зная правды, но какой-то упрямый поворот судьбы привел ее обратно в Новер, к единственному месту, где она не могла отделаться от прошлого, того, кем и чем она была.

— Что же ты сделал, — спросила Карли, — чем не можешь гордиться?

Его самым большим стыдом, самым большим раскаянием были его отношения с Лорой. Его слабость к ней. Его одержимость ею. Она заставила его ненавидеть самого себя, и это заставило его возненавидеть ее. Но он не мог этого сказать. Для ее спасения, но больше всего для своего спасения, он не скажет.

— Ничего, — ответил Бак наконец, скрывая за усмешкой горечь воспоминаний. — Я исключение из правил. Пойдем, становится холодно. Давай выпьем чашку кофе в ресторане.

Но прежде чем он успел открыть свою дверцу, Карли задала другой вопрос:

— Трина сказала, что ты не хотел быть рабом Лоры, что она силой вторглась в твою жизнь. Это правда?

Что он не хотел быть рабом Лоры?! Боже, да он бы отдал все, только бы избежать ловушки, которую она расставила для него.

— Что она сделала?

Бак открыл дверцу, потом посмотрел на Карли в слабом отблеске верхнего света.

— Тебе это будет неинтересно, — сказал он безразлично.

С этим он вылез из кабины и прошел вдоль автомобиля, ожидая Карли. Он не чувствовал холода, который проникал через его кожаную куртку, не замечал облачков морозного пара, которые вырывались при дыхании. Он как бы оцепенел, слишком устав.

Но Карли настойчиво повтоиила вопрос.

— Я хочу знать.

— Нет.

— Я имею право…

Его горький смех прервал ее слова.

— Ты изменилась так сильно, что, несмотря на то же лицо, я забываю, что ты та женщина, которую я знал. Но порой ты говоришь точно так же, как и раньше говорила: эгоистично и требовательно. Ты думаешь, что имеешь право на мои воспоминания, на мое прошлое? Но поверь мне, если бы было так просто избавиться от них, я бы отдал их тебе сразу, потому что они не нужны мне, я не хочу иметь их. Я не хочу вспоминать тебя.