Джуди Лоусон - Мир у твоих ног

— Давно я у тебя не была. Вижу, ничего не изменилось.

— Я больше не стремлюсь к переменам. Ведь ты уже знаешь, что из всего этого получилось? А старые вещи напоминают о родителях и бабушке. Пусть все остается, как при них.

— Но жизнь продолжается. Тебе не кажется, что ты рано опустила руки? Мало ли какие сюрпризы преподносит жизнь! Это не повод отказываться от счастья. — Оливия сразу же начала потихоньку подводить Беату к цели своего визита.

— Если ты пришла говорить о Нике, то не утруждайся. Ведь это он сообщил тебе, что я вернулась?

— Он. И пришла я говорить о нем и о тебе, о вашем будущем.

— У нас нет будущего. Вернее сказать — нет общего будущего, у каждого оно свое. Прошу тебя, Оливия, давай на этом остановимся.

— Я, конечно, могу и остановиться, — с некоторой долей обиды в голосе ответила Оливия, — но я пришла к тебе только потому, что мне небезразлична твоя жизнь, потому, что я не могу спокойно смотреть, как твое упрямство и гордыня мешают твоему счастью рядом с человеком, который бесконечно любит тебя! Я желаю тебе счастья, и мне кажется — нет, я уверена, — что оно связано с Ником! — сумбурно, сбивчиво, запинаясь от волнения, говорила Оливия.

— Я ценю твою дружбу, Оливия, и не хотела тебя обидеть, но хочу напомнить тебе, что этот человек — убийца. Он виновен в гибели моих родителей, и ничего общего между нами быть не может.

Беата нервно мерила шагами кухню. Ее руки тряслись так сильно, что она просыпала мимо чашек сахар, а кофе расплескала по столу.

Ее волнение не оставило Оливию безучастной. Воинственный настрой улетучился, как только она заметила, что плечи Беаты стали потихоньку вздрагивать от сдерживаемых рыданий.

Оливия подошла к подруге и насильно усадила ее на стул.

— Бог с ним, с этим кофе. Успокойся и послушай, что я тебе скажу. Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь, хотя, наверное, в моих словах есть доля лукавства. Полностью ощутить всю твою боль может только тот, кто прошел через подобную трагедию, и все же я скорблю вместе с тобой. В моей жизни тоже не всегда было все гладко, и, как всякий другой человек, я искала вокруг себя виновника собственных бед. Думаю, это свойственно каждому. При этом мы не всегда бываем объективны, просто так нам легче справиться с навалившейся бедой.

Беату поразили слова подруги. А ведь действительно! — подумала она. С этим нельзя не согласиться. Только не в моей ситуации, резко одернула она себя. В моей беде безоговорочно виноват Доминик Палтроу. На его совести смерть трех человек — мамы, папы и бабушки — и моя загубленная жизнь, а значит, ненависть у меня к нему тройная.

— Но ты не можешь не согласиться со мною в том, что не всегда все зависит от людей, — продолжала Оливия. — Есть высшие силы, на которые мы повлиять не можем, но с которыми обязаны считаться. Ник не виновен в трагедии. Он сам едва не погиб. Был гололед и плохая видимость на дороге. Винить его в том, что он остался жив, по меньшей мере, жестоко.

— Это он сказал тебе?

— Да, он.

— И ты веришь ему? Не подвергаешь сомнению его слова?

— Верю.

— Но почему?

— Потому, что его слова подтверждены выводами комиссии, занимавшейся расследованием.

— Они их подкупили.

— Но почему ты так в этом уверена? Не потому ли, что тебе так хочется? Не потому ли, что злость и ненависть, поселившиеся у тебя в душе, помогают тебе жить? Но помогают ли?

Беата не нашлась, что ответить. Все так. Она живет ненавистью, питается ею, но признать этот факт открыто она не может.

— Почему ты не даешь себе шанса быть счастливой?

Беата опять промолчала. Что она могла ответить? Она попыталась, влюбилась — но в кого? В убийцу родителей! На свете много миллионов достойных парней, но встретился именно Ник. Почему так позлорадствовала над ней судьба? Первый шаг в счастливое будущее был неудачным, катастрофически неудачным.

— Тебе нечего ответить? Тогда отвечу я. Правда не всегда бывает приятной, но я скажу. Пусть это прозвучит резко, зато честно: ты считаешь, что твое счастье будет выглядеть, как предательство в отношении твоих родителей. Ведь я права?

Эти слова словно физически ударили Беату, и она вздрогнула. Такая мысль уже приходила к ней.

Оливия остановилась и перевела дух. Наконец-то она высказала Беате то, о чем долго думала, но не решалась сказать, чтобы лишний раз не травмировать подругу.

— Вот видишь — ты все понимаешь. Ты всегда меня понимала лучше остальных, — едва слышно проговорила Беата, стараясь не встречаться глазами с проницательным взглядом Оливии, — поэтому давай прекратим этот ненужный разговор.

— Нет уж, дорогая моя подруга. Я предпочла бы договорить до конца, дабы больше к нему не возвращаться. Я долго щадила твои нервы, но сегодня изволь выслушать меня. — Тон Оливии резко изменился, и теперь она говорила твердо и уверенно, с некоторой долей ожесточения, но не грубо. — Хватит сюсюкаться с тобой! Беата, оглянись вокруг! Жизнь продолжается! Люди рождаются, живут и умирают, и каждый должен прожить свою жизнь. Твои родители любили друг друга, ты — плод их любви, и они хотели, чтобы ты была счастлива, влюбилась, вышла замуж, родила детей. Ты не предашь их память, если состоишься, как женщина, жена, мать. Они смотрят на тебя с небес и страдают от бессилия в чем-либо тебе помочь! — От охватившего ее волнения Оливия перешла на крик.

— Все так и будет когда-нибудь, — бесцветным голосом ответила на тираду подруги Беата.

— Почему когда-нибудь, а не сейчас?

— Потому что сейчас это невозможно.

— Беата, дорогая! — Оливия неожиданно опустилась перед Беатой на колени и взяла ее руки в свои. — Ник любит тебя. Он твоя половинка. Глупо отрицать это и глупо тратить жизнь на поиски чего-то мифического, когда радом с тобой твой единственный. Тебе даже не надо протягивать к нему руки — просто не отталкивай, — тихо и проникновенно прошептала Оливия.

Беата посмотрела на нее стеклянным, ничего не видящим взглядом, и Оливия, обреченно вздохнув, поднялась с колен.

— Тебе надо отдохнуть, пойдем, я провожу тебя до постели, а хочешь — поедем к нам. Тревор и Кристиан будут рады видеть тебя.

— Нет, я хочу остаться одна.

— Хорошо. Тогда завтра утром я навещу тебя. Прошу только об одном — подумай, не отсекай все пути. Как знать — может, завтра ты на все посмотришь иначе. Спи. Я сама закрою дверь, — сказала Оливия, накрывая подругу одеялом и выключая в спальне свет.

Для Беаты потянулись долгие безрадостные дни, единственным светлым пятном в которых были визиты Оливии. Прервать свое добровольное затворничество и выйти на работу Беате не хотелось, оживленный теплыми летними днями город не манил, и она целые дни проводила у телевизора или с очередным романом на диване в гостиной. Вот и все.