Дженет Маллани - Счастливое недоразумение

— Не понимаю почему, — пожала я плечами. Подкрепившись несколькими бокалами вина, можно противостоять любой старой ведьме. Гортензия Ренбурн меня повеселила. Интересно, как скоро я стану откровенно эксцентричной, если окажусь негодной для брака?

Однако меня сильно заинтересовали скандалы в прошлом Шаддерли. Каковы они были? Я действительно мало о нем знаю. Мой брат Джордж, который утверждает, что знает всех, сказал, что военно-морская карьера Шаддерли прервалась со смертью его старшего брата. Шаддерли пришлось вернуться домой, принять титул и обязанности главы семьи. Все это до скуки нескандально, и даже более того — грустно.

Шаддерли задержался, чтобы взять у лакея бутылку вина, и вывел меня на террасу.

— Почему вы это делаете? — спрашиваю я. Вопрос звучит двусмысленно, ибо непонятно, что я имею в виду: почему он проявляет ко мне такой интерес или почему вывел меня из зала?

— О Господи, — говорит он, прислоняясь к каменной балюстраде. — Никогда не встречал такой колючей девицы. Разве вы не понимаете, мисс Хейден, что, оказавшись в моем обществе, вы значительно поднимаете свои шансы на брачном рынке?

— Я счастлива быть адресатом милосердия вашего сиятельства.

Сделав большой глоток из бутылки, он передает ее мне.

— Вы не адресат моего милосердия или чрезмерной вежливости, мисс Хейден. Я просто получаю удовольствие от общения с вами.

— Конечно!

— Да, я знаю, в это трудно поверить.

Я не умею пить из горлышка, и вино проливается мне на декольте. Шаддерли забирает у меня бутылку.

— Что за скандалы вы учинили, о которых говорила леди Ренбурн? — спрашиваю я.

— Дайте подумать. Обычно я езжу по сельской местности на черном жеребце, выискивая женщин, и соблазняю их. Дерусь на дуэли, поскольку я человек вспыльчивый и обидчивый, время от времени проигрываю часть своего состояния, а потом отыгрываю его.

— Это пустые байки.

Он смеется.

Так или иначе, мы почти допили бутылку. Вокруг тихо и сумрачно. Но вдруг я отступаю на шаг и лечу вниз. В некотором изумлении я приземляюсь на траве. Очевидно, я пропустила три-четыре каменные ступеньки, которые обеспечили бы более приличный спуск.

— Боже милостивый! Вы ушиблись, Шарлотта? — спешит ко мне Шаддерли.

— О нет. Совсем не ушиблась.

— Сколько вы выпили сегодня?

Я задумалась. Дома за обедом мы выпили обычную порцию; несколько бокалов я выпила до того, как столкнулась с Шадом в бальном зале, потом еще три бокала и свою долю бутылки.

— Немного.

— Вы пьяны, — улыбается он.

— Это неправда.

— Видит Бог, правда! — воскликнул он.

— Вы же непутевый кузен. Не думаю, что вы бываете правдивы.

— Давайте прогуляемся, — предлагает он. — Я не могу вернуть вас вашему семейству в таком жалком состоянии.

— Я не жалкая. Можно допить бутылку?

— Нет. — Он осушил ее сам и отбросил. — Поднимайтесь, мисс Хейден.

Я беру его руку и выпрямляюсь, наваливаясь на него. Или, скорее, сначала наваливаюсь, потом встаю.

— Мисс Хейден, — медленно говорит он.

— Лорд Шаддерли. — Это походит на танец, единственный, в котором я, кажется, хороша. Не могу вспомнить, какого цвета его глаза. — Хотела бы я иметь ресницы, как у вас. Вы черните их сажей?

— О Господи! — Он наклоняется, и его губы касаются моих.

О Боже, он целует меня. От удивления я перестаю дышать, хотя именно я неприлично вела себя минуту назад. Если у меня и были сомнения относительно его статуса грешного кузена, теперь они улетучились, поскольку его поцелуй полон греха.

Я сравниваю его поцелуй с другими своими поцелуями и прихожу к выводу, что Шаддерли целуется лучше всех. Если вам это интересно, меня целовали и прежде, но не так. Меня никогда не целовал мужчина, который точно знает, что делает, и у которого достаточно практики.

И конечно, меня не целовали с такой настойчивостью, притягивая ближе.

Его губы коснулись моих, и я из любопытства (и вдохновленная кое-какими рассказами Энн) отвечаю на его поцелуй.

Он поднимает голову.

— Хорошо, мисс Хейден.

Мы все еще рядом, я чувствую, как ко мне прижимаются булавка его галстука, пуговицы сюртука, пуговицы бриджей…

Шаддерли отстраняется, но удерживает мою руку в своей.

— Уверен, моя репутация грешного кузена восстановлена.

— Немного, — отвечаю я, широко улыбаясь. — Шад, вы недавно спросили у меня, что мне нравится. Так вот, я вам отвечаю: мне нравится целоваться с вами.

— Да уж.

И тут тишину сада нарушает гневный рык:

— Шаддерли, что, черт возьми, ты делаешь с моей сестрой?!

Мой брат Джордж, а это был он, ударил Шада в лицо. Я никогда не видела, чтобы били человека, во всяком случае, так (хотя слышала — брат без умолку рассказывает о своей боксерской доблести любому, кто имел несчастье оказаться рядом), и удивилась звуку удара, сочному, хлесткому, и тому, как Шад рухнул на землю.

— Дура! Ты погибла. — Схватив за руку, Джордж потащил меня к дому. — Дьявол, теперь ты должна выйти за него замуж!

Я пытаюсь вырваться.

— А если я не хочу? Отпусти меня, Джордж, болван ты этакий.

— Не называй меня по имени, — рычит он. — Позволить вольности этому повесе. Мужчине, которого ты едва знаешь…

— Довольно, — раздался за спиной холодный, но спокойный голос. Шад снова на ногах и стряхивает с сюртука траву. — Не бойтесь, Хейден, я поступлю благородно. Мисс Хейден, могу я?..

— Я пошлю к вам своего секунданта, сэр, — продолжает бушевать Джордж. — Вы оскорбили мою сестру.

— Прекратите, вы оба! — Я, наконец, освободилась от хватки Джорджа. Ох уж эти мужчины! Если Джордж настоит на своем, он потащит Шада в какое-нибудь уединенное место, где они исполнят странный мужской ритуал, пытаясь продырявить друг другу головы, и все это из-за одного поцелуя! Я знаю, что любой выбранный братом секундант, задача которого помирить противников без кровопролития, будет столь же кровожаден, как Джордж. — Это был всего лишь поцелуй. И нас никто не видел. Джордж, не говори, что сам никогда ничего подобного не делал. Я возвращаюсь в дом.

Я убегаю от них и поднимаюсь по ступенькам, с которых свалилась несколько минут назад. Свет из бального зала заливает террасу, и я вижу, что мое платье все в пятнах от травы. Я-то знаю, как они появились, но многие подумают о худшем. Пока я раздумываю, войти в зал или нет, на террасе появляется мистер Гарри Данбери, самый скверный лондонский сплетник, он подносит к глазам лорнет и ухмыляется.

Позади меня останавливаются Шад и Джордж: брат потирает разбитый кулак, а лицо виконта и жабо его рубашки в крови.

Случившееся слишком очевидно.

Мистер Данбери кланяется и исчезает в бальном зале.

— Проклятие, — говорит Джордж. — Я руку повредил.