Сара Морган - Любовный спектакль

— Какой же это грабеж, если благодаря этому обычному куску материи взбалмошная официантка превратилась бы в королеву.

— Что за цены? У меня в голове не укладывается! Сорок тысяч евро!

— Я думал, ты равнодушна к моим деньгам, — съязвил Ангелос.

— Мне просто их жалко, — сказала она, выйдя на людный тротуар, так и не позволив Ангелосу сделать опрометчивую покупку. — Тратить такую сумму на сущий пустяк!

— Я потратил бы их не на пустяк, а на тебя, дорогая. А для тебя мне ничего не жалко.

— Ангелос, нам во что бы то ни стало нужно поговорить, — поспешно произнесла она, открыв дверцу его машины.

— На сегодня болтовни хватит, — заявил он, усаживаясь за руль. — Отложим все споры на потом, хорошо? — попросил он. — Сейчас нам необходимо купить платье.

— Нет, мне необходимо вначале обсудить с тобой кое-что… Конечно, я знала, что такие платья дороги, но, честно говоря, не представляла насколько. Это же просто немыслимо. Сорок тысяч евро! На эти деньги можно жить целый год.

— Мне хотелось сделать тебе подарок, — сказал Ангелос.

— Подарок в сорок тысяч евро?! — возмутилась Шанталь. — Это блажь, а не подарок. Вот, что я обо всем этом думаю.

— Забудь про его стоимость, дорогая. Его стоимость не имела никакого значения. Ты достойна того, чтобы носить платья и на порядок дороже этого. Так что прекрати сейчас же все эти разговоры и лучше скажи, где мне остановиться, чтобы зайти в другой магазин.

— Даже подарок в две тысячи был бы неоправданно щедрым! Я не могу на такое согласиться. Неужели ты не понимаешь, что мне никогда и не снились подобные суммы? Это беспардонное расточительство! — сокрушалась молодая женщина, глядя на профиль Ангелоса Зувелекиса.

— Если не успокоишься сейчас же, вернусь в магазин и весь его скуплю… для тебя! — шутливо пригрозил он, не выдержав.

— Я всегда шила сама по журналам мод или делала собственные выкройки. Мне бы и в голову не пришло, что платья могут быть столь дороги. Мой мозг отказывается это понимать… — продолжала удрученно бормотать она, глядя на оживленную улицу за окном автомобиля. — Я просто шла в магазин тканей, покупала отрез, нитки, фурнитуру… Но даже это частенько оказывалось для меня слишком дорого.

— Мне очень жаль, что тебя это так расстроило. Вот уж не думал, что ты все так болезненно воспримешь, — проговорил Ангелос, остановившись на красный свет. — Но тебе по-прежнему нечего надеть.

— Нет, все нормально. Наоборот, я счастлива, что ты не купил это безумного дорогую тряпицу, — печально пролепетала Шанталь.

— Не заметно…

— Нет, правда, Ангелос. Я очень-очень счастлива. Думаю, излишне говорить, что мне еще никто никогда не пытался сделать столь щедрого подарка.

— В любом случае мне приятно в очередной раз это услышать, — с обезоруживающей улыбкой пошутил он. — Однако, преподнеся тебе такой подарок, я бы сделал его все равно что самому себе. Ты, моя спутница, моя любовница, будешь блистать сегодня вечером в числе сливок афинского общества. И, уверен, сразишь всех своей красотой. Я поэтому был так благодарен тебе за то, что ты выбрала именно это платье. Оно, как ни одно другое, подчеркнуло бы не только великолепие твоего облика, но и твою чистоту, что, согласись, ценно.

— Не тревожься, высади меня возле любого магазина тканей. Если у меня есть два-три часа, я сошью платье не хуже этого. Но буду себя чувствовать в нем намного лучше.

Ангелос доставил Шанталь с покупками домой и отправился в офис, договорившись, что заедет за ней часа через три. Женщина покивала и тотчас приступила к работе. У нее было главное — прекрасная материя, от которой как от глыбы камня следовало лишь отсечь лишнее, чтобы превратить в шедевр. Шанталь намеренно избегала сложностей. Она решила воплотить в жизнь классический греческий эталон красоты — ничего, кроме совершенства линий. Это был своего рода вызов себе, Ангелосу, пресловутым сливкам общества и миру высокой моды с ее немыслимыми ценниками… Была ткань и три часа времени. Все получилось как нельзя лучше; более того, из остатков материи она еще успела сшить себе сумочку, соорудив ручку, украшенную собранными на берегу морскими ракушками, которые прежде служили ей браслетом.

Она уложила волосы, подкрасила ресницы и губы и, услышав звонок в дверь, вышла из комнаты.

Увидев ее, Ангелос замер на пороге.

— Ну же, скажи что-нибудь! — попросила она. Мужчина подошел к ней и пылко обнял за талию.

— Осторожнее, ты смажешь мне весь макияж, — проговорила она, вывернувшись из его объятий.

— Ты великолепна… Восхитительна… Теперь я нисколько не жалею, что мы не купили то платье.

— Ты, правда, так думаешь? Я очень боялась расстроить тебя.

— Милая, да ты что! Я в полном восторге. Ты словно древнегреческая нимфа, такая же волнующая и загадочная.

— Значит, доволен?

— Говорю, я в восторге, милая. В восторге! Ты можешь гордиться собой, Шанталь.

— Раз тебе нравится, я горжусь, — заверила его женщина.

— И ты тратила свою жизнь, убирая в отелях, обслуживая людей в ресторанах, когда у тебя такой талант! Ты расточаешь его понапрасну, милая. Ты должна всерьез заняться дизайном одежды. Это твое призвание! — назидательно произнес Ангелос Зувелекис, взяв ее за руку. — Идем же! Мне не терпится оказаться там, где ты затмишь всех прелестниц своей красотой.

— Почему они так на меня смотрят? — нервно спросила спутника Шанталь, озираясь.

— А ты не понимаешь? Одни любуются тобой, милая. Другие завидуют. И я отлично их понимаю. Сам не свожу с тебя глаз, — прошептал ей в ответ Ангелос.

— …и шепчутся…

— Догадываюсь, о чем, — улыбнулся он.

— Мне неловко. Я чувствую себя голой, — посетовала молодая женщина.

— Это потому, что я постоянно раздеваю тебя взглядом.

Ангелос поцеловал ее в уголок губ.

— Мечтаю о том мгновении, когда мы сможем, наконец, с тобой уединиться, — признался мужчина.

— А мне нужно обязательно с тобой поговорить.

— Говори, — предложил Ангелос.

— Дома…

— Ты же знаешь, дома мы не будем разговаривать. Поэтому говори здесь и сейчас, пока я вынужден держать в узде свое желание.

— Мне кажется, пора сказать твоему отцу правду, — робко проговорила она.

— А какую правду ты намерена ему сказать? — спросил Ангелос.

— Правда может быть лишь одна… Жаль, не хотелось бы его расстраивать, но думаю, что так будет правильно…

— Хорошо, скажем ему все завтра же, — отозвался мужчина.

— Так ты не против?! — обрадовалась Шанталь.

— Никогда не возражал против правды, — хитро ответил он.

— Он будет в гневе…

— Не думаю, — покачал головой грек.

— Но он поверил в наш спектакль.

— И не он один, — рассеянно заметил Ангелос.

— Ну, мнение остальных людей мне не интересно, — протянула Шанталь.