Эмили Джордж - Золотое сердце

— Элис? — Она не обернулась. — Что случилось?

— В городе я встретила Фейт Пэриш. Она думала, я в курсе, что вы с Миком братья, — напряженно проговорила она. — Как ты думаешь, что я чувствовала?

— Элис, я…

Она повернула к нему гневное лицо.

— Помолчи, Алан, я не желаю слышать твоих оправданий. Да я… — Прежде чем продолжить, она судорожно сделала глубокий вдох. — Я вспомнила, как ты добивался от меня, чтобы я познакомила тебя с Миком, даже соблазнил меня ради этого.

— Элис, пожалуйста…

— Ничего не желаю слушать. Ты собирался сказать об этом кому-нибудь из нас? Или только думал, как использовать?

Итак, она не оставила ему никакого шанса. Пора убираться отсюда. Он даже достал из шкафа свою дорожную сумку. Пусть порадуется его исчезновению со своего горизонта.

В последний момент Алан заколебался. Ему всегда казалось, что людям будет лучше без него, что они предпочли бы, чтобы он исчез из их жизни. Когда у него возникало такое ощущение, он переезжал в другое место.

Но что, если Элис не станет лучше от того, что он уедет? Не подтвердит ли он своим отъездом, что она ничего не значит для него и лишь укрепит ее в мысли, что он использовал ее? И это унизит ее не меньше, чем бегство Томаса много лет назад.

Ему бы давно следовало объясниться с ней, сказать ей о своем чувстве, которое возникло задолго до того, как он попросил познакомить его с Миком Пэришем, дать понять, что она для него значит.

Конечно, Томас причинил ей неимоверную боль, думала Элис, но она не идет ни в какое сравнение с той, которую она испытывает теперь. Она припомнила, как радостно лепетала сегодня Фейт по поводу того, что Мик и Алан нашли друг друга и что теперь у Мика появится много родственников, о которых он ничего не знал.

Сколько еще тайн хранит Алан? Может, у него есть жена и дюжина детей? Может, поэтому он и стал как перекати-поле? Однако лишь себя могла она винить, что отдала свое сердце бродяге. Уж на этот счет он ее предостерегал. Во всяком случае, он не пытался заверить ее, что останется здесь. И вообще не обещал ничего. Это она дала ему больше, чем он просил. Она попала в старую как мир ловушку — поверила, что ее любовь остановит катящийся камень. Глупо было мечтать, что он станет таким, каким она хотела его видеть.

К вечеру Джо и Арчибальд почти закончили вигвам и за неимением бизоньих шкур покрыли каркас брезентом.

— До завтра, — бросил Арчибальд, забираясь в свой старенький пикап, и был таков.

— А теперь, — сказал Джо Алану, — ты приготовишь свою собственную священную трубку.

— У меня другое на уме, Джо. Элис сердится на меня… и не без причины. И сейчас мне просто не до священных трубок, очищения и поиска видения.

— Я и не заставляю тебя думать о священных трубках и прочих вещах, — возразил Джо. — Просто сделай трубку. Я дам тебе уже начатую, и тебе нужно лишь закончить ее.

— У меня только одна рука.

— Достаточно. Тебе придется немного вырезать. Я даже приготовил для тебя ножички.

— Джо…

— Сделай это, парень. Вырежешь что-нибудь на трубке, и она станет твоей. Сейчас я ее принесу.

Алан покорился судьбе. Хочет он того или нет, ему, похоже, придется вырезать трубку.

— Железное Сердце? — Джо вдруг остановился и посмотрел на Алана.

— Да?

— Элис сейчас думает головой. Через некоторое время она начнет думать сердцем. Поступи и ты так же.

Через десять минут Джо вернулся с треклятой трубкой. Присев на крыльцо рядом с Аланом, он развернул тряпицу, в которой лежал наполовину сделанный предмет. Он состоял из двух частей — длинного прямого деревянного мундштука и кубка из красного камня.

— Я уже просверлил для тебя мундштук и вырезал кубок, — сообщил Джо. — Сам бы ты не сумел этого сделать.

— Да я вообще ничего не смогу.

— Научишься, парень. — Джо хмыкнул. — Первую трубку необязательно делать самому. Когда будешь делать следующую, я покажу тебе каждую операцию, подскажу, как подыскать подходящую ветку для мундштука и красный камень для кубка. Знаешь, только в одном месте на земле можно найти такой камень. Белые называют это место «Трубочный камень», оно в штате Миннесота. Индейцы-лакота говорят, что там умирают бизоны и проливают свою кровь, чтобы мы могли жить. Пусть лучше тебе расскажет об этом Арчибальд, он знает гораздо больше меня. А сейчас ты должен только вырезать что-нибудь на мундштуке — бизона или орла, может, черепаху. Что угодно. Выбери, что полегче. Главное, чтобы ты сделал это сам.

Алан подхватил мундштук и стал вертеть в руке, соображая, как покрепче закрепить его. Это все же лучше, успокаивал он себя, чем ничего не делать.

Когда Джо вернулся в дом, Элис уже начала готовить обед.

— Садись, дед, попей чайку.

— Хорошо, внучка, — старик улыбнулся, — надо же, как ты уважительна со старшими! Что-то Джефри задерживается с ремонтом изгороди, — сказал Джо, садясь за стол.

— Куда он отправился?

— Да туда, где крутые склоны.

Каждую весну сход снега размягчал почву и обрушивал столбы изгороди на склонах, и каждую весну их приходилось поднимать.

— Может, перегрелся и решил искупаться.

— Может, и так.

— Я не хотела отпускать его туда одного.

Джо вздохнул.

— Детка, мы не можем из-за случившегося жить как пленники. К тому же, что бы они там ни искали, это, по всей видимости, должно находиться в доме или в машинах. И они являются только ночью. Я не думаю, что они пристанут к Джефри, пока он ремонтирует изгородь.

Элис слушала его рассеянно, она продолжала размышлять о предательстве Алана, испытывая при этом боль и пустоту.

— Алан рассказал тебе о Мике? — вдруг спросила она.

— Да.

— И ты не думаешь, что тебя использовали или предали? — продолжала Элис.

— Нет. Я могу понять, почему он хранил тайну, пока не узнал, что представляет собой Мик.

— Но он использовал меня для того, чтобы познакомиться с Миком, — настаивала Элис.

— Вот как? В самом деле?

Джо мог довести ее до безумия. Иногда у нее появлялось ощущение, что она живет с самим Сократом и ведет с ним некий философский диалог.

Тут ей пришло в голову, что Алан, может быть, пакует свои пожитки, и она вспомнила о сундуке с вещами деда.

— Дед, почему ты оставил все свои вещи в ковбойском домике?

— Они останутся тебе и Джефри лишь как память обо мне. Для меня они уже не имеют никакого значения.

— Как ты можешь так говорить?

— Это правда. Все самое важное хранится в моей памяти, а прошлое — это прошлое, Элис. Из него можно извлечь уроки, его можно лелеять, но разумнее оставить позади. Нельзя позволить прошлому править будущим.

Алан вертел мундштук и думал, что лучше бизон уже не получится. Его с трудом можно было узнать по рогам. Отложив нож, он отряхнулся от стружки и только сейчас сообразил, что прошло несколько часов и наступило время ужина.