Кей Мортинсен - Ты выбираешь меня?..

Почувствовав себя вновь любимой и желанной, она будто освободилась от тяготевших над ней прежде злых чар. Сбросив оцепенение и обретя прежнюю легкую стать и грациозность, Дженнифер устремилась навстречу тому единственному, кто был дороже целого мира. И, к ее огромной радости, он тоже сделал несколько шагов навстречу. Словно не мог больше находиться вдали от нее. Слишком продолжительна была разлука. Их разделяли многие часы тревоги и неуверенности.

Краем глаза Дженни увидела слезы счастья на глазах матери и ее мягкую улыбку. В маленькой забавной шляпке, которую ей помогал выбирать Норман, она выглядела удивительно молодой и привлекательной. И сейчас же острая жалость кольнула Дженни: мать перевела взгляд на отца, и ее милое родное лицо исказила гримаса страдания.

Дженни мысленно дала себе обещание забыть все, что внушало ей неприязнь, неуважение к отцу. И учитывать, что после стольких лет измены и предательства он сохранил свою власть над умом и сердцем матери.

— Красавица моя. Мадонна, — ласково сказал Норман, протягивая ей руку.

От того, как он смотрел на нее, по спине у Дженни побежали мурашки. Приятные мурашки. Этот взгляд давал ей понять, что она особенная, избранная, единственная.

— Норман, — почти пропела она тихонько.

В груди у нее стало горячо. Она подняла руку, чтобы подать ее Норману, и увидела, как тот глубоко вздохнул и как заходили желваки под гладкой смуглой кожей его щек. У Дженнифер перехватило дыхание. Если бы она посмотрела вокруг, то заметила бы, что у многих в церкви глаза в этот момент повлажнели.

Сжимая протянутую руку, Норман привлек Дженни к себе. Он держал ее так крепко, как будто боялся, что ее могут у него отнять. Ни на секунду не отпуская хрупкую маленькую ладонь, он бережно повел Дженни по проходу. Она никогда не представляла себе, что можно быть такой счастливой. Ощущение было так щемяще прекрасно, так необыкновенно, что Дженни закрыла на несколько мгновений глаза, чтобы навсегда сберечь его в себе. Вспомнив отчаянное волнение Нормана, она даже немного смутилась от того, что смогла внушить ему столь сильное чувство.

Норман слегка наклонился к ней.

— Дженни! — Обволакивающая нежность его голоса отозвалась сладким трепетом в каждой ее клеточке. — Ты чуть было не испугала меня, — сказал он мягко. — Я подумал даже… — он виновато улыбнулся, — что ты собиралась бросить меня.

Священник начал уже проявлять нетерпение, но Дженнифер красноречивым взглядом умолила его подождать.

— А если бы бросила? — осторожно спросила она.

— Я догнал бы тебя, обнял и целовал до тех пор, пока не добился бы капитуляции, — промурлыкал он с улыбкой. — Я люблю тебя, Джейн! — продолжил он уже совершенно серьезно. — Я люблю тебя так, что останавливается сердце.

Это было именно то, что она мечтала услышать. Подняв на него огромные, заблестевшие от слез глаза, Дженни хотела что-то сказать, но сухие губы не слушались, и она только тихо прикоснулась ладонью к его груди. Норман взял ее руку, поднес к губам и бережно поцеловал тонкие пальцы. Потом медленно повернулся к алтарю и кивнул священнику.

— Начинайте. Мы готовы.

Послышались низкие, волнующие звуки органа. Голос священника звучал проникновенно:

— Дорогие влюбленные…

Норман стиснул ее руку. Дженни старалась внимательно вслушиваться в каждое слово, каждую фразу того отрывка текста, который они вместе с Норманом выбрали в старенькой Библии ее матери. Ей хотелось удержать в памяти все неповторимые мгновения этого дня. А ведь она чуть было не отказалась от своего счастья.

Дженнифер понимала теперь ту удивительную преданную любовь матери к Фрэнку, которую та пронесла через всю жизнь. Не каждому дано испытывать настоящее чувство, но кто хоть однажды был в его власти, никогда уже не согласится вернуться в прежнее спокойное существование. Ведь любовь — это и гармония с окружающим миром, и острое ощущение неповторимости любого мгновения, и необычайное многообразие эмоциональных переживаний. Как в цветке, напоенном живительными соками, в душе раскрывается все лучшее, что в ней есть.

И любовь к Норману давала Дженни то богатство ощущений, которое делает жизнь насыщенной и прекрасной.

Она украдкой взглянула на него — широкий разлет бровей, прямой нос, тяжелый подбородок, мужественная линия скул. Обаятельный. Страстный. Загадочный.

Его истинно мужская красота вызвала у нее легкое головокружение и нежную истому. Норман бросил на нее быстрый взгляд. Его глаза сияли так торжествующе, так победоносно, как будто он достиг предела желаемого.

— …Доверять друг другу…

Слова священника вывели ее из мечтательного расслабленного состояния. Неожиданно вновь нахлынули сомнения. Они собираются быть вместе, а она, между тем, не уверена в искренности своего будущего мужа. Если бы не приданое, кто знает, как бы все обернулось.

От нее не укрылось, что и Норман по-особому отреагировал на эту часть молитвы. Рука его напряглась. Пожатие стало тяжелым и жестким, будто он боялся, что Дженни может вырваться и убежать.

— …Проявлять терпение, понимание.

Дженни сосредоточилась. Каждое слово должно найти отклик в сердце, навсегда отпечататься в нем. Брак совершается перед лицом Бога и не допускает легкомыслия… Какой-то резкий стук раздался сзади, там, где стояли гости Нормана. Кто-то уронил сумочку или зонтик.

Неожиданный звук ударил по нервам Дженни. Она испуганно сжалась, перевела дыхание и выпрямилась снова. Однако теперь чувствовала себя скованно и напряженно. Сердце как будто только и ждало какого-нибудь предлога, чтобы поддаться паническому страху. Полная недобрых предчувствий, Дженни мучительно старалась преодолеть дрожь.

— А теперь… — священник сделал паузу, — если кто-нибудь знает причину, почему этот брак не может быть совершен, пусть говорит сейчас или забудет об этом навеки.

Из толпы приглашенных донесся сдавленный возглас, от которого и Дженни, и Норман невольно вздрогнули. Священник поднял голову, озадаченно вглядываясь в лица присутствующих. Норман замер. Затаил дыхание. Напрягся всем телом, как будто заранее знал, что сейчас произойдет.

— Подождите!

С тихим стоном Дженни закрыла глаза и медленно, без чувств, осела на каменные плиты пола.

Казалось, прошло не больше мгновения, прежде чем тьма начала рассеиваться. Стали слышны голоса, и через некоторое время Дженни полностью пришла в себя. Глаза ее оставались плотно закрытыми. Из-за обжигающего стыда, чувства полной безысходности и опустошенности ей хотелось вообще никогда их не открывать.

Полная равнодушия к тому, что происходит с ней, Дженни поняла тем не менее, что уже не лежит на холодном гладком полу церкви. Ее перенесли в какое-то мягкое удобное кресло, безжизненные руки покоились на его подлокотниках.