Эндрю Мейсон - Заключим пари

Глен кивнул:

— Тут вы абсолютно правы, Сьюзен. — Он пригладил волосы ладонью и откинулся на спинку дивана. — Иногда я не справляюсь со своим темпераментом, вот и все. Я никого не хотел обидеть.

— Но О'Брайен этого не понял.

Глен пожал плечами.

— Что не свидетельствует о его высоком интеллекте, — сухо заметил он.

Сьюзен прыснула:

— Вполне возможно. Но человек, владеющий состоянием в сотни миллионов долларов, естественно, ожидает, что...

— ...все станут смотреть ему в рот, как, например, декан Форбс и мой обожаемый коллега Фезерби? — Глен покачал головой. — Нет, в таком случае я скорее откажусь от миллиона!

Сьюзен не спешила с ответом. Глен и сам знал, как настоятельно нуждался в деньгах факультет социологии. И, кроме того, О'Брайен ведь не заявил, что снимает свое предложение.

— Ну, — сказала она, поразмыслив, — вам, возможно, и не придется этого делать. Я полагаю, что вы... — Она запнулась. В глазах Глена зажегся недобрый огонек, губы плотно сжались в узкую черту. Сьюзен поняла, что она, в сущности, совсем не знает мужчину, которого только что хотела соблазнить, несмотря на то что проработала рядом с ним два года. Решительность, с которой Глен отреагировал на благоглупости О'Брайена, напугала ее так же, как и прочих присутствующих, но, с другой стороны, и вызвала своего рода восхищение. Жаль только, что из-за независимой позиции, занятой Гленом, институт, скорее всего, потеряет дотацию в миллион долларов.

— Если вы намекаете на это дурацкое пари, забудьте о нем, Сьюзен. Все дело в двух стаканах первоклассного виски, на которое расщедрился декан Форбс. — Он тряхнул волосами. — Разумеется, я мог бы доказать, что прав. Что общество несет ответственность за то, чтобы каждый человек имел возможность найти в нем свое место. Но не могу же я попросту выйти на улицу, взять первого встречного, использовать его для эксперимента, а потом, когда мы получим свой миллион, отослать обратно. — Он посмотрел на Сьюзен, та в ответ промолчала. — Или поступим именно таким образом?

— Что вам здесь нужно? Убирайтесь, да поскорее, а то я вызову полицию! Здесь нельзя попрошайничать! Вы что, не умеете читать? — Пожилая дама сердито смотрела на Джулию, показывая на табличку, висящую у входа в гастрономическую лавку.

На ней было написано: «Попрошайничество и торговля с рук запрещаются!», и, прежде чем Джулия успела что-либо сказать, вмешался супруг хозяйки, появившийся за прилавком.

— Ты не расслышала, что сказала моя жена? — В голосе звучала злость. Он взглядом извинился перед покупательницей, которой в этот момент занимался, и угрожающе двинулся к Джулии. — Проваливай, пока я тебе ноги не оборвал. Таких, как ты, мы здесь не обслуживаем. И воровать тоже не позволим! — Он глядел на Джулию с отвращением. — Я за тобой уже давно наблюдаю. Не думай, что я не знаю ваших фокусов! — Он подбоченился и сделал еще один шаг к Джулии, которая теперь оказалась зажатой между ним, его женой и дверью в лавку. — Лучше бы работали, чем целыми днями слоняться без дела! — воскликнул он. Лицо его побагровело. — Паразиты!

Джулия попятилась и открыла дверь.

— Но...

— Вон! — неестественно высоким голосом взвизгнула женщина. — Извините, миссис Уолтерс, — нормальным тоном добавила она, обернувшись к покупательнице.

Джулия, уже оказавшись на улице, услышала, как та сказала: «Беда с этими молодыми хиппи! Работать считают ниже своего достоинства, да еще и хамят, если им ничего не дашь. Ну просто беда. Надо бы...»

Джулии не удалось узнать, что именно предлагала для решения этой проблемы хозяйка лавки, поскольку ее супруг захлопнул перед носом девушки дверь. Ошеломленная, Джулия какое-то время смотрела на витрину, не в силах двинуться с места. Похоже, что идея Паолы срабатывает на «отлично», — подумала она, испытывая веселье и злость одновременно. С тех пор как Джулия начала репетировать в расположенном по соседству театре, она постоянно делала покупки в этом магазине и теперь удивлялась, что хозяева ее не узнали. Раньше она считала, что они к ней хорошо относятся, во всяком случае, они всегда бывали в высшей степени любезны. «Дело не только в превосходном гриме», — рассуждала она, медленно бредя вниз по улице. Она заметила, что они, в общем-то, к ней и не приглядывались. Ничего, несложно будет проверить, в чем тут дело — в ее образе и потрепанной одежде или же в самой этой парочке. Джулия огляделась по сторонам. Наискосок от театра, на другой стороне улицы, находилась маленькая закусочная, где она и ее коллеги в перерывах между репетициями частенько подкреплялись «хот-догами» или сандвичами. Кстати, Джулия порядочно проголодалась и решила попытать счастья там.

Она перешла дорогу и пошла по тротуару к закусочной. К своему удивлению, она обнаружила, что ее никто не толкает, как обычно бывало на переполненных людьми улицах. Толпа, казалось, обтекала ее, а когда она стала повнимательнее приглядываться к прохожим, то поняла, что на нее никто не смотрит. Почти все старались делать вид, будто ее не замечают, и отводили глаза. «Вероятно, они опасаются, что я попрошу у них доллар», — развеселилась она. Но веселое настроение покинуло ее, когда в косых взглядах большинства людей она увидела неодобрение или презрение. Джулия остановилась у одной из витрин и еще раз посмотрела на свое отражение.

— Ты выглядишь безупречно, — сказала Паола, и Джулия не могла с ней не согласиться. Сквозь дыры на коленях старых джинсов проглядывали надетые под них серые колготки. Растоптанные ботинки тоже были в дырах, и Джек, театральный художник, немало потрудился над тем, чтобы они выглядели грязными. Такими же, как и старая фланелевая рубашка с обтрепанными рукавами и воротником. Джулия выпустила ее поверх брюк, подвязанных веревкой. Под рубашку она надела линялую, заношенную майку, чей первоначальный цвет после основательной обработки Джека не смог бы установить никто. Старая армейская куртка тоже знавала лучшие времена, а из бокового кармана выглядывала бутылка дешевого виски, которую Джулия предусмотрительно наполнила яблочным соком. Прической Паола занялась сама.

Джулия провела рукой по светлым волосам. Обычно они пушистыми волнами спадали ей на спину. Паола смешала сахарный сироп с золой и с помощью этого адского состава превратила роскошную гриву в нечто, вызывающее ужас. Слипшиеся пряди торчали во все стороны, блеск куда-то исчез, волосы казались тусклыми и блеклыми.

— Если ты собираешься ограбить этот магазин, лучше сразу про это забудь, леди!

Джулия вздрогнула, услышав у себя над ухом строгий голос, и подняла глаза. Заговоривший с ней полицейский смотрел на нее с неприязнью и многозначительно похлопывал резиновой дубинкой, которую он держал в правой руке, по ладони левой. Обращение «леди» было явным сарказмом, поскольку вся его поза свидетельствовала о том, что за даму он Джулию не считает.