Дебора Тернер - Любовь прекрасна

— Любопытно, — сказал он, его усмешка была полна самоиронии. — Для нас обоих. Я думаю, основная причина — убедить меня, что мы чужие, что наше сходство лишь случайность и на наших лицах нет примет общей родословной. — Он вздохнул, сделал глоток, поставил стакан на стол и, откинувшись на спинку стула, спросил: — Архитектура — необычная профессия для женщины?

Она покачала головой.

— Не сказала бы, хотя среди архитекторов не так уж много женщин, думаю, процента четыре.

— Ты проектируешь дома или коммерческие сооружения?

Она ехидно усмехнулась:

— Неужели, посвятив столько драгоценного времени изучению моей биографии, ты упустил этот факт?

— Я спрашиваю тебя, — сказал он спокойно, его пристальные глаза заметили ее воинственность.

О господи! Я даже не могу солгать ему, подумала она и произнесла вслух:

— Я работала на нескольких коммерческих объектах, но предпочитаю жилые дома. Или торговые центры… — Она кротко улыбнулась. — Это больше подходит для женщины.

— Значит, я все-таки прав, архитектура — мужская профессия?

— Ты рассуждаешь, как психоаналитик…

Хотя его брови слегка приподнялись, Стэнли не произнес ни слова, молча наблюдал за ней. Только уголки губ чуть дрогнули в иронической полуулыбке.

Леонора вздохнула.

— Прости. Я слишком чувствительна, завожусь с полуоборота. Все почему-то считают, что проектирование жилых домов — пустяковое дело!

— Интересно, что не далее как вчера я был в одном из твоих домов, — сказал он. — Он очаровательный и удобный, и его владелица разделяет это мнение. Она сказала, что никогда не расстанется с ним и ничего не собирается в нем менять.

Леонора недоверчиво подняла на собеседника глаза и растерянно улыбнулась.

— Правда? Какое совпадение… и какой приятный комплимент!

— Особенно ценный, если иметь в виду, что дом на Виллис-стрит был построен не для нее. Моя старая тетушка только что переехала в него. — Он назвал точный адрес.

— Я отлично помню его, — задумчиво сказала Леонора, и ее глаза потухли: она вспомнила, что женщина, для которой строился дом, умерла за полгода до окончания строительства. — Надеюсь, твоей тетушке будет хорошо в нем.

— Может быть, ты сама навестишь ее и узнаешь, — предложил он. — Она обожает гостей.

Ленни вздрогнула. Он произнес это словно между прочим, но она чувствовала, что за нарочитой небрежностью скрывается нечто большее. Может, он решил представить ее своей семье? Если так, то она еще не готова к этому… Стэнли Дайвер наблюдал за ней, его глаза цвета моря в пасмурный день были неподвижны, загадочны, как, впрочем, и все его лицо. Как загипнотизированная, Леонора слушала, что он говорит.

— Тетушка — наша семейная реликвия. Если кто-то и может разобраться в связях между нами, то это тетя Шарлотта. Более того, она с удовольствием сделает это. У нее просто инстинкт сыщика. Знаешь пословицу: «В каждом доме есть свой скелет в шкафу»? Пальцев на руках не хватит подсчитать, сколько таких «скелетов» она вытащила на дневной свет и с гордостью демонстрирует. А бесчисленные семейные предания! В этом, разумеется, есть и негативная сторона, зачем ворошить старое? Но она неумолима, ее девиз — «Лучший секрет — раскрытый секрет».

Заинтересованная его рассказом, Ленни рассмеялась:

— Она говорит как заправский исследователь!

— Она любит все доводить до конца. Когда она впервые начала копаться в семейных архивах, то изучила все методы классификации и анализа информации и в конце концов стала настоящим профессионалом.

— Сколько ей лет?

— Почти девяносто. Дайверы либо умирают в юном возрасте, либо живут вечно.

Его легкая выразительная улыбка разбила ее защитную броню, достигнув таких глубин, каких прежде никто не касался.

— Фантастика! — неуверенно произнесла она.

— Тетя Шарлотта, конечно, личность. Мне очень хочется, чтобы ты встретилась с ней. — В его словах не было и тени сомнения, словно ему и в голову не приходило, что его тетя может отказаться от встречи с незнакомой молодой особой.

В это мгновение Ленни показалось, что она переступила запретный порог и вошла в дверь, которая мягко, но безжалостно захлопнулась за ней. Ты же не собиралась делать это, вопила ее совесть, сдаваясь под мощным напором чувств. Остановись! Ни шага дальше по этой рискованной дорожке! Он опасен, и ты опять становишься похожа на идиотку, какой была с Куином Макоу.

Подошел официант с корзиной горячих булочек, затем другой принес их еду — креветки в белом вине для нее, салат и ростбиф для Стэнли.

— Откуда у тебя такое редкое имя? — спросил Стэнли, разламывая ржаную булочку.

— Оно передается по женской линии в нашей семье. Честно говоря, меня не очень прельщает его средневековый блеск. Слишком помпезно — Ле-о-но-ра! Все близкие зовут меня Ленни.

— Леонора… Постой, постой… Кажется, у Верди?

— Да, в «Трубадуре».

— Ты такая же самоотверженная, Ленни? — спросил он, лукаво улыбаясь. — Надеюсь, ты не собираешься постричься в монахини, как твоя оперная тезка?

— Нет, полагаю, не придется. — Она подняла глаза от тарелки. — Между прочим, в переводе с греческого это значит «утешение». Мне кажется, и в нашей жизни есть место этому чувству, не обязательно идти в монастырь. — Она пожала плечами. — Я по природе оптимистична и уравновешенна. Пожалуй, именно эти два качества наиболее точно характеризуют меня.

— Ни взлетов, ни падений, устойчивое равновесие во всем.

— По большей части, — ответила она, стараясь не реагировать на его иронию.

Не так просто было достичь этого «равновесия». Потребовались годы напряженных усилий, прежде чем она смогла сказать себе: отныне, что бы ни случилось, я буду действовать осмотрительно. А потому, как ни интригующа была сложившаяся ситуация и привлекателен этот мужчина, она не хочет рисковать своей жизнью.

Раздосадованная тем, что совершила где-то промах и подпустила его слишком близко, Леонора погрузилась в состояние молчаливой настороженности. Стэнли сам по себе не представлял угрозы. Чего ей следовало опасаться, так это ее собственной странной реакции на исходящее от него обаяние, которое с каждой секундой все сильнее и сильнее обволакивало ее, разбивая все преграды.

— А как у тебя? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее, с праздным любопытством дальней родственницы. — Ты типичный промышленный магнат, работающий с утра до ночи? — Она взглянула на кожаный портфель у его ног.

Нет! Его улыбку следовало бы запретить, подумала Ленни. Она была вызывающе неотразима и угрожала всей женской половине человечества. Скрытая в ней самоирония и обаяние смягчали некоторую высокомерность, которая сквозила в его правильных, чуть резковатых чертах, придавая лицу удивительный, неповторимый магнетизм.