Лори Фостер - Смятые простыни

— Вы позволите помочь вам?

Шелли улыбнулась и, поведя плечами, сбросила пальто ему на руки. Стоя у нее за спиной и принимая пальто, Коул склонился к ее шее и ощутил теплый запах женщины. Мышцы его живота мгновенно превратились в каменную глыбу. Он положил ее длинное черное кожаное пальто на край бильярдного стола. Шелли медленно повернулась и с ожиданием посмотрела на своего провожатого. Черный свитер подчеркивал бледность ее кожи и пышность каштановых волос, стянутых на макушке золотистым ободом. Такая прическа открывала взгляду беззащитный затылок и маленькие уши, над которыми курчавились по-детски тонкие завитки. Коулу хотелось прижаться к ним губами и ощутить, как женщина затрепещет в ответ.

Его взгляд спустился ниже, на обтянутую свитером грудь, и, к своему удивлению, он заметил, что соски ее действительно затвердели под мягким, тонким трикотажем. Взглянуть в лицо Шелли Коул не решался, зная, что стоит ему это сделать, и он пропал.

Несколько блестящих локонов выбились из-под обода, и один из них призывно лег ей на грудь, искушая, рисуя воображению эту грудь без свитера: небольшую, но очень соблазнительную.

Не в силах справиться с собой, он подошел ближе. Теперь, когда Шелли сняла пальто и оказалась в тесно обтягивающих черных джинсах, Коул увидел, какие длинные у нее ноги. Ему всегда хотелось получше рассмотреть фигуру Софи, но та обычно носила свободную, скрывающую тело одежду, поэтому он только догадывался, что девушка стройна.

Наряд Шелли позволял разглядеть все, для этого не требовалось даже особого воображения, и Коул подумал: похожа ли Софи на сестру и фигурой, такая же ли она изящная и чертовски женственная?

— Вы играете?

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем она говорит, а когда ее слова дошли до его сознания, Коул задрожал всем телом, легко представив себе, как он «играет с ней», много часов подряд лаская ее тело, изучая все его маленькие тайны, все сверхчувствительные места. Он опалил ее жарким взглядом, отчего глаза ее испуганно расширились, а ресницы затрепетали. Неужели нервничает? Непохоже, если судить по браваде, которую она здесь демонстрирует.

Чуть заикаясь, Шелли пояснила:

— Я им-мела в виду б-бильярд. Я… я никогда не играла, но мне всегда хотелось…

— Я вас научу.

Коул словно со стороны услышал собственные слова и понял, что на самом деле ему бы следовало немедленно отойти от нее подальше. Эта женщина — не Софи, как бы ни перехватывало дыхание от ее присутствия. Он не мог представить себе Софи такой игривой, так дразнящей мужчину. Черт побери, как же ему это нравится!

— А вы хорошо играете?

Коул отвернулся, снял со стола ее пальто и стал собирать шары, чтобы Шелли не заметила, как он напряжен, как закрываются в изнеможении его глаза от сексуального возбуждения. Проклятие, он ведь умел любой, самый светский разговор превращать в любовную игру, шутя ухаживать за любой женщиной, но с этой ему не хотелось вести себя подобным образом. Если он надеется когда-нибудь продвинуться в своих отношениях с Софи, ощутить ее тело, открывающееся ему навстречу, тогда сейчас надо сдержать свое желание. Ведь он не прыщавый подросток, не умеющий владеть собой. Он взрослый мужчина, и ему нужна Софи, нужна не на одну ночь, хотя это было первым и естественным желанием, а возможно, на всю жизнь. Он мечтал каждый вечер ложиться с ней в постель и, пробуждаясь утром, видеть ее рядом.

Какой бы соблазнительной ни была Шелли, это не Софи. Она лишь зеркальное отражение сестры, которое возбуждает безудержное вожделение. Но ничего больше.

Итак, Коул призвал все свое самообладание, которого, по правде сказать, ему явно недоставало, и снова обернулся к Шелли. Несмотря на все то, в чем он себя только что убеждал, увидев ее снова, Коул ощутил мощную эрекцию и почти пожалел о принятом решении.

Заставив себя смотреть Шелли прямо в лицо, он ответил:

— Вообще-то я давненько не играл.

Потемневшие до синевы глаза близняшки приковывали его взгляд.

— Тогда, может быть, вместе немного разогреемся? — И прежде чем Коул нашелся, что ответить, она выбрала себе кий, подошла и встала чуть ли не вплотную к нему. — Как нужно держать эту палку?

Ощущая глухие редкие удары сердца, Коул развернул ее спиной к себе, слегка надавил на плечо, заставив склониться над столом, и вложил в руки кий, установив его в нужное положение. Шелли сделала первый удар, почти не потревожив пирамиду из шаров. Она смущенно улыбнулась:

— Простите. Надеюсь, я не очень затруднила вашу задачу?

Снова собирая шары в пирамиду, Коул чувствовал себя так, словно его медленно поджаривают на огне.

— Попробуйте еще раз, постарайтесь попасть в середину.

Он выпрямился и услышал, как Шелли шепотом попросила:

— Покажите мне, как это делается.

Черт! Если бы он не так сильно мечтал об этом, то мог бы отказаться. Но по какой-то загадочной причине Шелли имела над ним такую власть, какой никогда не имела никакая другая женщина. Кроме ее сестры. Это было совершенно необъяснимо. Ведь с тех пор, как Коул встретил Софи и понял, что они идеально подходят друг другу, он не взглянул ни на одну другую женщину.

Коул снова встал за спиной Шелли, и на этот раз она склонилась над столом сама, упершись маленькими ягодицами ему в бедро. Она дернулась, не сумев сдержать тихий возглас, и замерла. Руки Коула невольно поползли вверх, к ее плечам, потом вниз — к талии. Она была такой хрупкой, такой теплой. Его ладони скользили по мягкому тонкому свитеру, поднимаясь все выше, ощущая под тканью ребра и теплую тяжесть груди.

Ему было больно, живот свело, грудь стеснило, в паху пульсировала затвердевшая плоть. Нужно остановиться, а то он не сможет совладать с собой. Издав сдавленный стон, Коул убрал руки и отступил на два шага. Шелли медленно положила кий и повернулась к нему лицом.

Ее волосы растрепались, в глазах таилось отчаяние. Стараясь не обращать на это внимания, Коул попытался вернуть чуть было не утраченный контроль над собой:

— Наверное, будет лучше, если я позову одного из своих братьев поучить вас?

При этих словах Софи почувствовала разочарование, что-то внутри ее оборвалось. Коул не желает ее, несмотря на то что она старается быть сексапильной, он не желает ее. Прикусив губу, Софи отвернулась, чтобы мужчина не увидел, как она покраснела от унижения. Она никогда не умела красиво краснеть. Если у других женщин при смущении на щеках появлялся милый розовый румянец, то она заливалась краской вся — от груди до корней волос, даже нос и уши становились пурпурными. При ее светлой коже это выглядело не слишком привлекательно.

В дверях показалась голова Зейна. Он ощупал взглядом Шелли, и его брови удивленно взлетели, потом перевел взгляд на брата и тихо сказал: